Владимир Брюшинкин, Эдуард Войтехович

«ПРАВИТЕЛЕЙ НАДО ИСКАТЬ СРЕДИ ФИЛОСОФОВ»

долг памяти

Илл.:Коллаж из картин Игоря Морски.

Ко дню памяти Владимира Никифоровича Брюшинкина (26 декабря 1953 — 7 июня 2012)

Поговорить за жизнь мы любим. Хлебом не корми, дай порассуждать о политике и политиках, женщинах и деньгах, детях и образовании, болезнях и медицине, пожаловаться на всех и вся, поругаться, обвинить и оправдать, оценить и развенчать…

Одним словом, пофилософствовать. Без этого трудно, пожалуй, представить нашего человека. Это наше, этого у нас не отнять. «Думаем, стало быть, существуем». А может, и наоборот. Только интересно, что нам скажут, например, вот такие формулировки: «Проблемы информативности логических процедур», «Логическое моделирование процессов мышления»? Это названия всего лишь двух работ человека, для которого размышлять, думать о жизни стало не привычкой, не попыткой «разрядиться», расслабиться, а призванием, профессией, смыслом жизни.

Владимир Никифорович Брюшинкин, профессор, заведующий кафедрой философии и логики Калининградского государственного университета, доктор философских наук.
— Владимир Никифорович, как становятся философом?
— В детстве хотел стать журналистом. Дома была очень хорошая библиотека, много читал, зачитывался Шекспиром, а где-то в классе девятом мама принесла «Диалоги» Платона. И Платон меня очаровал своей диалектикой, когда кто-то что-то говорит, другой его опровергает, и они вместе ищут ответы. Увлечение Платоном породило во мне платонический конфликт между интересом к философии и любовью к математике. Моя учительница математики долго обижалась, узнав, что я поступил на философский факультет МГУ.
Но я и выбрал логику, нечто промежуточное между философией и математикой, когда философские темы исследуешь строгими математическими приемами. Наверное, были ещё какие-то причины, но более всего «виноват» Платон в моем выборе. Потом была Москва, 1972 год, дикая жара и огромный конкурс. Мне посчастливилось учиться у прекрасных преподавателей: В.А. Смирнова, человека, который определил лицо современной российской логики, Е.К. Войшвилло, моего научного руководителя, Б.С. Грязнова, яркой личности, прекрасного оратора.
Как оказался в Калининграде? Ну, здесь «шерше ля фам». Жена из Калининграда, она и уговорила. Калининград после Москвы с ее бешеным темпом, диким метро, вечной беготней показался мне очень медленным, было такое ощущение, что здесь люди не ходят совсем, а время остановилось. Оказалось, что здесь можно просто гулять по улицам. Меня это долгое время удивляло, потом привык, а затем выяснилось, что это самый лучший способ жизни. А сейчас я понимаю, что Калининград – слишком большой город для меня. Я уже хочу жить в каком-нибудь городке,
где ты всех знаешь и тебя все знают, только чтоб был университет, чтоб было где работать.
— Для уха обычного человека специальность «философ» звучит несколько непривычно. При этом слове возникает образ человек-отшельника, оторванного от мира, от жизни. В связи с этим возникает вопрос: каковы роль и место философии в современном мире?
— Для моего уха слово «философ» звучит привычно. Для тех, кто учится в университете, тоже привычно – они учат и сдают философию, и к ним приходят читать лекции люди, которые называют себя философами. Труднее говорить о роли философии в жизни и обществе.
Платон считал, что из философов нужно набирать правителей, потому что они знают первопричины всего, что происходит, и конечные цели, к которым нужно стремиться. Кстати, именно понимание конечных целей и работы по их достижению – это то, чего не хватает современному обществу, которое озабочено желанием поскорее реализовать промежуточные цели, тем, что необходимо сделать сегодня или завтра: еда, питьё, сиюминутные потребности. Но ведь у человека есть какое-то назначение. И об этом, о конечных целях должны размышлять философы. Что это за цели? Это развитие человека, реализация его способностей, максимальное и полное, это такие вечные философские ценности, как истина, добро, красота, это организация жизни, при которой все лучшее в человеке открыто. Всего этого в нашей жизни мало. А философы, размышляя об этих вещах, поддерживают в себе и других людях надежду, что все это еще может быть.
— Значит, бытие все еще определяет наше сознание?
— Сложный вопрос. Этот известный материалистический тезис – хорошая уловка, чтобы оправдать то, почему мы так плохо живем, так неправильно думаем и поступаем. Но ведь верно и обратное. Наше сознание определяет наше бытие. Те цели, которые я ставлю перед собой, сознательно или бессознательно, определяют, как я живу, то, что я отбираю из материального мира, чтобы жить.
— А как быть с известным тезисом Маркса о том, что задача философии не объяснять, а изменять мир? На ваш взгляд, современная философия должна объяснять или изменять мир?
— Однозначно за всех философов я говорить не могу. По-моему, переделывать мир – это брать на себя задачи, превосходящие наши силы. А это невозможная вещь. Я все больше прихожу к мысли, что мир больше и лучше нас. И представьте, что этот прекрасный мир возьмется переделывать ограниченный в своих физических и духовных возможностях, неважно живущий человек. Ведь он будет переделывать его по своей мерке. Один из недостатков марксизма, на мой взгляд, в том, что мир собирались переделать под конкретных, живущих в этом мире людей. Это неминуемо должно было привнести и все недостатки этих людей. Повторюсь, мир
больше и лучше людей. Его не надо переделывать, в нем надо жить, жить полноценно. А это значит, жить в меру своих способностей, стремясь раскрыть их, жить в гармонии с природой и космосом.
— И каким видится Вам наш мир на рубеже веков и тысячелетий?
— И здесь я могу говорить только за себя. Мир видится мне неправильно устроенным. Цивилизация наша в том виде, в каком она существует, тупиковая. Это подтверждается простой вещью, понятной всем, — наличием глобальных проблем. Человек достаточно далеко ушел в своем развитии; развил интеллект очень сильно – научные открытия тому подтверждение; развил способность ставить цели, много понял о том мире, в котором живет, об его устройстве, но почему-то принципиально не живет в соответствии с тем, что он понял. Возьмем, к примеру, нерешенность проблемы войны и мира. Это идиотизм полнейший. Все уже сказано давно. Всем очевидна абсолютная ценность человеческой жизни. Это осознано, рассказано, прописано, понято. Но люди продолжают убивать людей, войны продолжаются на земле.
Когда наша цивилизация сбилась с пути, я не могу сказать. Скорей всего, когда она приобрела технократический характер. Технократия – неприятная вещь, по-моему. Все современные общественно-политические концепции преимущественно технократические, в основе их лежит идея, что техника способна решить все наши проблемы. Для меня все это выглядит иначе. Техника – это костыль, который приставили здоровому человеку, и он стал хромым, потому что нога нормально не функционирует. Человечество выбрало такой путь, при котором оно принялось обставлять себя костылями. В принципе, все функции человеческого тела мы сейчас заменили механизмами. Я не знаю, может ли человек летать, но сейчас ему не надо летать, потому что есть самолет, ему не надо ходить, потому что есть автомобиль, ему и думать не надо, потому что есть, во-первых, группы людей, которые за него думают, а во-вторых, компьютеры и ростки искусственного интеллекта.
— И что же теперь нам делать?
— Что делать? Руссо сказал: «Назад к природе». Я бы, правда, перефразировал: «Вперед к природе».
— Но ведь это невозможно.
— Почему невозможно? Конечно, нельзя отказываться ни от самолета, ни от компьютера, да и не нужно. Это ведь продукт человеческой деятельности, мысли. Все дело в цели, в том, для чего жить. И потом, человечество – не рота солдат, идущая в одном направлении, указанном командиром. Оно соткано из разных народов, цивилизаций: европейской, восточной, африканской. И развиваются они, в общем-то, по-разному. А что делать, чтобы не оказаться в конце концов в тупике? Здесь каждый выбирает сам. Мне кажется, что люди, возможно, и с помощью философии, начинают
понимать, что технократическая цивилизация развивается неправильно. У меня надежда не на партии, не на политические движения, не на государство, а на отдельных людей, которые пытаются свою жизнь устроить в соответствии с законами более общими и более сильными, чем законы государства и общества, — с законами природы и космоса. Мне очень симпатичны ассоциации людей, которые практикуют способ жизни, близкий к природе, организуя вокруг себя очень человеческую, очень естественную среду. Опыт такой жизни существует. Политическое его выражение – движение зеленых.
И еще об одной ошибке человечества мне хочется сказать: оно переоценило роль науки; оно посчитало, что наука является высшим способом познания мира и по существу единственным. А она ведь достаточно ограниченна. Потому что есть много вещей, которые нельзя рационально доказать и эмпирически проверить. И когда мы говорим, что если наука сказала, то это есть, а если не сказала, то этого нет, мы вычеркиваем из нашей жизни колоссальный пласт, может быть, больший и лучший.
— В таком случае напрашивается вопрос о роли религии и веры вообще.
— Каждый человек религиозен, это — безусловно. Вера – это основополагающее в жизни.
— А во что верит философ Брюшинкин?
— Верю в то, что в этом мире есть вещи выше человека. Не знаю, как это назвать, высший ли разум, бог, не знаю. Я думаю, особенно в последние годы, что есть в мире разумное, духовное начало, или сам мир разумен. Я уверен, что человек есть не высшая реальность в этом мире. Выше человека есть несколько вещей, одну мы знаем точно: это человечество в его прошлом, настоящем и будущем. Это реальность, которая выше каждого отдельного человека и из которой человек может черпать нравственную уверенность, смысл своей жизни, потому что, если ты вносишь вклад в это умопостигаемое человечество, значит, ты живешь не зря, ты строишь это человечество. Но я думаю, что есть реальности и выше человечества, такие ли, как в традиционных религиях, — не знаю.
Для меня безусловно одно. То, что работает на конечную цель – полноценное развитие личности, — по-настоящему важно: образование, искусство. Храм важен, потому что работает на связь человека с высшим.
— Владимир Никифорович, в свое время бурную реакцию вызвала ваша статья «О превосходстве женской логики» в третьем номере журнала «Арт-Квадрат». Скажите, это ваше твердое убеждение или все-таки своеобразный реверанс в сторону женщин?
— Это твердое убеждение. Еще одна беда современной цивилизации состоит в том, что она заставляет смотреть на мужчину и женщину как на
равные начала. Если это будет продолжаться, то мы будем вынуждены жить в страшном мире. Дело в том, что мужчина – это своеобразный прибор для узко направленной деятельности, а женщина заботится о живом целом, единстве мира. Если этого различия не будет, то мир погибнет из-за единообразия.
— Вы много бывает за границей: лекции, конгрессы, семинары. Не возникало ли желание остаться?
— Это не мой вопрос. У меня никогда не было выбора. Мы много говорили и сейчас любим говорить о загадочности России. Пришло время ее разгадывать. По-моему, будущий век – век России.

Опубликовано в «АиФ-Калининград», № 28, июль 1999 г.

P.S. После выхода этого интервью в свет, в одной из аудиторий философского факультета КГУ долго висел плакат «Вся власть – философам!», который изготовили благодарные ученики ученого с мировым именем и замечательного, светлого человека Владимира Брюшинкина, так безвременно ушедшего от нас.

СПРАВКА «РУСОФИЛА» : С Владимиром Никифоровичем Брюшинкиным (1953 — 2012) беседовал  Э.Р.Войтехович (1955-2016). Эдуард Ромуальдович закончил историко-филологический факультет Калининградского госуниверситета, учитель-словесник высшей категории, автор ряда методических пособий. Начинал трудовую деятельность в Некрасовоской сельской школе Озерского р-на, куда был направлен по распределению. Затем работал учителем и завучем в гимназии № 1 и параллельно преподавателем-почасовиком в Калининградском государственном университете. Позже – в ср. школе № 43, ср. школе № 44, экономическом лицее «Ганзейская ладья».