Илл.:А.Ф.Смирнов (пятнадцатилетний очевидец события) «Пожар Москвы сентябрь 1812 года.» 1813.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Блистательная карьера Магницкого внезапно пресеклась. 17 марта 1812 г. он был объявлен государственным преступником и отправлен в изгнание. При аресте Магницкий, как вспоминал А. И. Михайловский-Данилевский, “не так равнодушно, как Сперанский, принял известие о своем заточении; он начал возражать, что не можно брать гражданина под стражу без суда, что мы живем не в Турции, и тому подобное”[1]. Причиной ареста и ссылки явилось падение его покровителя и друга М. М. Сперанского, при котором он одно время состоял своего рода “правой рукой” и “ревностным исполнителем его планов”[2]. Сперанский был обвинен в “намерении ниспровергнуть существующий порядок”, “преступных сношениях с французским правительством” и сослан в Нижний Новгород. Магницкий же был отправлен в Вологду.
Существует несколько версий, согласно которым Магницкий невольно способствовал опале себя и Сперанского. Так, историк М. И. Сухомлинов утверждал: “Будучи весьма близким лицом к Сперанскому, Магницкий, как уверяют, был отчасти причиною его падения. Оскорбленный тем, что Сперанский не открыл ему содержания важных бумаг, за которыми застал его, явившись к нему неожиданно, Магницкий дал заметить французскому посольству, что знает его тайны, и этот неосторожный намек подал повод к толкам, расспросам и секретным депешам, кончившимся ссылкою Сперанского”[3]. Возможно, одним из предлогов для ссылки Магницкого послужили обстоятельства, о которых рассказывал Н. И. Шениг: “Жена одного оставленного по высочайшему повелению вице-губернатора, подруга жены Магницкого по институту, приехала хлопотать об оправдании мужа и бросилась к старой своей приятельнице, чтоб чрез нее действовать на Сперанского. Тот взялся хлопотать и доложил Государю. Александр Павлович, будучи одарен необыкновенной памятью, вспомнил об отставленном и решительно отказал.
Сперанский через несколько времени повторил представление, но получил отказ вторично. Между тем просительница неотвязно приступала к Магницкой, и та при ней написала записку к Сперанскому, прося уведомить, есть ли надежда на определение отставленного. Через несколько минут Сперанский написал в ответ: “Что мне делать с бестолковой, плешивой головой, которая никаких резонов слышать не хочет и, с свойственным ему упрямством, во второй раз отказала мне решительно!”. Магницкая показала ответ сей сидевшей у нее приятельнице, а та припрятала эту записку в карман и, распрощавшись, поехала к Балашову, объяснила ему свою просьбу и показала собственноручную записку Сперанского. Балашов вспрыгнул от радости, обещал ей выхлопотать определение мужа и тут же, взяв с собою графа Армфельдта, поскакал к Государю и представил ему этот документ”. На следующий день Сперанский с Магницким были отправлены в ссылку[4].
Вологодскому губернатору было предписано оказывать сосланному “всякую пристойность по чину”, но вместе с тем принять строгие меры для наблюдения за ним, т. е. доносить министру полиции обо всём замечательном на счет изгнанника” и всех лицах, с которыми он будет иметь знакомство. Письма Магницкого, а также те, которые будут приходить к нему, приказывалось представлять в подлиннике тому же министру для доклада императору[5].
Магницкому многое пришлось пережить в ссылке. На улицах на него указывали пальцем, дети кричали вслед: “Изменник!” Проходу не было не только его семейству, но и слугам. Акушер отказывался приезжать к его беременной жене. В лавках ему продавали товары по ценам, завышенным в сравнении с обычными в пять раз. За снимаемый семейством Магницких дом, вместо обычных трехсот рублей, пришлось платить тысячу рублей в год. Они были вынуждены продавать всё, что у них было, вплоть до платья. После взятия французами Москвы купцы из мясных рядов решили убить Магницкого. В своих показаниях Александру I он пишет: “В течение нескольких месяцев, – каждую ночь, с больною беременною женою и малолетним сыном ожидал я нападения пьяной черни”[6]. Вологодский губернатор пытался заставить слуг Магницкого доносить на него, запугивал тех, кто готов был познакомиться с ним, ссылкой в Сибирь, распространял слухи, что изгнанник ходит гулять с женою за город якобы для того, чтобы взбунтовать окрестных крестьян, которым он говорит, что пострадал “за них”[7].
Четыре года провел Магницкий в Вологде под строгим надзором полиции. Всё это время он был “весьма сдержан в своем поведении и переписке”[8], при том что “жена его, от жестокого климата, потеряла здоровье, а дочь умерла”[9]. Магницкие избегали обращаться к местным врачам, поскольку те были “опаснее самих болезней”[10].
Некоторое время Магницкий продолжал оставаться на либеральных позициях. По словам Н. М. Лонгинова, “Магницкий в Вологде громогласно везде проповедывал вольность”. А П. И. Бартенев добавлял к этому, что “Магницкий в Вологде признавался князю П. А. Вяземскому, что он со Сперанским замышляли ограничение самодержавия”[11]. Граф же А. И. Рибопьер рассказывал про Магницкого, будто бы он хвалился в Вологде тем, что он и Сперанский собирались “остричь когти льву” (императору Александру. – А. М.), “доверчиво склонившему к ним свою голову”[12]. Отметим, что Сперанский сам, будучи сосланным, не забывал о своем друге и его жене и оказывал им материальную поддержку.
Магницкий начал бороться за свое освобождение уже в первый год ссылки. 17 декабря 1812 г. датировано его письмо Александру I, в котором он “приносит благодарность за воспоминания о его просьбе и за доставление средства к оправданию”[13]. Мы не можем сейчас сказать, о какой просьбе идет речь, что это за средства к оправданию и почему это письмо написано Магницким из Грузино, имения А. А. Аракчеева. Для этого требуются дополнительные архивные разыскания. Следующее письмо императору он отправляет из Вологды через полтора года, 30 июня 1814 г. В нем в свойственной ему витиеватой манере он пишет о том, что не может “видеть себя поверженным в политический гроб позорной ссылки”[14] и взывает к милосердию императора: “Третий уже год претерпеваю я с злополучным семейством моим ужаснейшее наказание, какое может постигнуть человека, в образованном обществе живущего: лишение чести, личной свободы и последнего куска хлеба, без суда, без объявления преступления и невинно”[15].
Письма Магницкого в конце концов достигли цели. 30 августа 1816 г. он получил назначение на должность воронежского вице-губернатора, причем сверх жалования по должности ему со следующего года был определен еще дополнительный оклад в 6 тысяч рублей. Этому предшествовала встреча Магницкого с всесильным А. А. Аракчеевым “с дозволением принести свои оправдания”[16], но не следует думать, что речь шла о заурядном протекционизме со стороны одного из “столпов реакции”. Ведь одновременно с Магницким обращался к Аракчееву с просьбой походатайствовать за него перед императором Александром и Сперанский. Возможно, что в сближении Магницкого с Аракчеевым определенную роль могли сыграть особые отношения Магницкого с П. И. Мелиссино, бывшим некогда опекуном и покровителем Аракчеева[17].
Возвращение к государственной деятельности Сперанского и Магницкого произвело сильное впечатление на русское общество. Именной указ Александра I о возвращении Сперанского и Магницкого из ссылки гласил: “Перед начатием войны в 1812 году, при самом отправлении Моем к армии, доведены были до сведения Моего обстоятельства, важность коего принудила Меня удалить от службы тайного советника Сперанского и действительного статского советника Магницкого, к чему, во всякое другое время, не приступил бы Я без точного исследования, которое в тогдашних обстоятельствах делалось невозможным. По возвращении Моем, приступил Я к внимательному и строгому рассмотрению поступков их и не нашел убедительных причин к подозрениям. Потому, желая преподать им способ усердною службою очистить себя в полной мере, всемилостивейше повелеваю: тайному советнику Сперанскому быть Пензенским гражданским губернатором, а действительному статскому советнику Магницкому – Воронежским вице-губернатором”[18]. По словам А. И. Михайловского-Данилевского, при написании этого указа возникло “столько затруднений, что статс-секретарь Марченко, которому было приказано оный изготовить, четыре раза посылал его исправлять к Государю, и Его Величество каждый раз был оным недоволен. Сие произошло от того, что Император неопределительно дал свои повеления, приказав сказать в указе, что, назначая места Сперанскому и Магницкому, он имел в виду предоставить им возможность выслужиться, обнаруживая мысль, что они виноваты, потому что прощают только виновных, но сего последнего выражения Государю не хотелось произнести. Наконец, после многократных поправок, ночью подписан сей указ, который неясностью и двусмысленностью своею показывает, что сочинитель оного был в великом затруднении, что именно он намеревался выразить”[19]. Сообщая об указе цесаревичу Константину Павловичу в Варшаву, генерал-адъютант Сипягин писал: “Неожиданное происшествие сделалось на сих днях предметом изумления и общих разговоров в городе. Сперанский и Магницкий определены к местам. Случай сей произвел почти такое же волнение в умах, как и бегство Наполеона с острова Эльбы”[20].
Впоследствии Магницкий вспоминал, что по возвращении его из ссылки Александр при первой встрече заявил ему: “Как мне было вас не удалить; мне донесли о времени и о месте ваших свиданий с Коленкуром”[21].
Можно определенно утверждать, что с 1816 г. Магницкий становится информатором и креатурой Аракчеева, что было не известно подавляющему большинству историков, пишущих о Магницком. После появления указа между Магницким и Аракчеевым завязалась деловая переписка. В письме от 6 сентября 1816 г. из Вологды с выражением благодарности за “реабилитацию” Магницкий пишет: “Я прошу позволения вашего, Милостивый Государь, и впредь обременять, иногда, ваше сиятельство моими письмами по самонужнейшим предметам”[22]. Благодарность была принята. В ответном письме от 25 сентября 1916 г. Аракчеев заявлял: “Благодарность, которую вашему Превосходительству угодно было изъяснить на мой щет в письме из вологды (Cохраняем орфографию оригинала. – А. М.) от 6-го сентября, принадлежит непосредственно всемилостивейшему нашему Государю, я был только готовый исполнитель воли Его величества”. Далее Аракчеев заявлял: “Мне приятно будет, ежели вы иногда почтите меня своими письмами; но я желал бы, чтобы дела по службе не были их целью. – Сей род писем часто бывает причиною неприятных впечатлений в начальстве, мимо которого идут оне; потому я стараюсь избегать их”[23]. Просьба эта выглядела странно, поскольку одной из причин назначения Магницкого было как раз то, что Александр I дал ему “важные и доверенные поручения, для поверки или обнаружения дел бывшего в то время там губернатора” (М. И. Бравина . – А. М.) [24] и не писать об этом Магницкий не мог в принципе.
В день его назначения воронежским вице-губернатором прежний вице-губернатор П. А. Сонцов без объяснения причин был переведен на аналогичную должность в Псков[25].
Воронежский же губернатор М. И. Бравин в это время вынужден был отойти от дел, поскольку его деятельность проверяла сенатская ревизия, обнаружившая многочисленные злоупотребления.
[1] Михайловский-Данилевский А. И. Из воспоминаний // Русский вестник. 1890. Т. 210. № 9. С. 168.
[2] В. К. Магницкий // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокга-
уза и И. А. Ефрона. СПб., 1896. Т. 35. С. 328.
[3] Сухомлинов М. И. Указ. соч. Т. 1. С. 216
[4] См.: Воспоминания Николая Игнатьевича Шенига // Русский архив. 1880. Т. 3, кн. 2. С. 312.
[5] См.: [Чумиков А. А., Чумиков А. П.] Михаил Леонтьевич Магницкий в 1812–1844 гг. // Русская старина. 1875. Т. IV, кн. 12. С. 641.
[6] ГА РФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 44–48.
[7] Там же, Л. 47.
[8] [Чумиков А. А., Чумиков А. П.] Михаил Леонтьевич Магницкий в 1812–1844 гг. // Русская старина. 1875. Т. 14, кн. 12. С. 642.
[9] Показания Магницкого // Девятнадцатый век : исторический сборник. М., 1872. Кн. 1. С. 237.
[10] ГА РФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 49.
[11] Письмо Н. М. Лонгинова в Лондон к графу С. Р. Воронцову // Русский архив. 1882. № 2. С. 181.
[12] Цит. по: Загоскин Н. П. Указ. соч. Т. 3. Окончание ч. 2 и ч. 3 (1814–1819 и 1819–1827). С. 270.
[13] ГА РФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 2 об –3.
[14] Там же. Л. 6.
[15] Там же. Л. 4.
[16] Показания Магницкого // Девятнадцатый век : исторический
сборник. М., 1872. Кн. 1. С. 237.
[17] Магницкий издал отдельной брошюрой “Печальную песнь на кончину его превосходительства господина тайного советника имп. Московского ун-та куратора… Н. И. Мелиссино” (М., 1795).
[18] Цит. по: Михайловский-Данилевский А. И. Указ. соч. № 9. С. 164.
[19] Там же. С. 163–164.
[20] Цит. по: Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Его
жизнь и царствование : в 4 т. СПб., 1898. Т. 4. С. 55.
[21] Михайловский-Данилевский А. И. Указ. соч. С. 169
[22] ГА РФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 126
[23] Там же. Л. 127.
[24] Показания Магницкого // Девятнадцатый век : исторический сборник. М., 1872. Кн. 1. С. 237.
[25] Акиньшин А. Н. Воронежские губернаторы // Воронежский курьер. 1999. 26, 28 авг.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Публикацию подготовил: Владимир Шаронов.