Илл.: Федор Алексеев. Иллюминация на Соборной площади в честь коронации императора Александра I. 1802.
ОТ РЕДАКТОРА: Странные разговоры порой случаются в общественных банях. Один из таких состоялся почти двадцать лет назад в Воронеже. Два еще вполне молодых человека, один с густой бородой, другой без признаков растительности на подбородке, но уже несколько полысевший, вели ученый разговор о веке девятнадцатом. Во всем произносимом чувствовалось то особое любовное отношение к российской истории, которое так контрастно выделяло тогда приверженцев консерватизма на фоне преобладающего гула либеральных разоблачений ужасов Отечества темного, непросвещенного ценностями свободы, равенства и братства. В какой-то момент разговора голый лысеющий гражданин, наконец, добрался до яркой фразы, принадлежащей фигуре и вовсе для многих одиозной.
— Похоже, что Вы Магницкого готовы реабилитировать? — вмешался я в диалог.
Ответом мне был встречный вопрос:
— До сих пор я знал в Воронеже всего несколько людей, слышавших о Михаиле Леонтьевиче, причем, со всеми ними знаком. Но вы-то откуда взялись здесь, что знаете имя Магницкого и даже узнаете цитаты из него?
Так не вполне обычно состоялось мое знакомство с историком Аркадием Минаковым, и на десятилетия сложился тройственный дружеский союз, центром которого стал «бородатый» — Святослав Иванов, известный воронежский публицист. Несколько позже именно трудами Славы увидела свет замечательная книга «Телохранитель России», посвященная А. С. Суворину. В этот сборник Иванов в качестве составителя требовательно и с вкусом отобрал воспоминания современников Алексея Сергеевича, редактировал эту книгу и стал автором емкого предисловия. Позже Святослав подготовил к печати еще один сборник произведений Суворина, названный им «Очерки и картинки», многие из которых были опубликованы впервые после 1917 года.
Наша многолетняя дружба, конечно, изредка прерывалась размолвками, как это всегда бывает в отношениях людей искренних и имеющих собственные убеждения, но это не помешало нам сохранять внимание и уважение к позициям друг друга.
Сегодня профессор, доктор исторических наук Аркадий Юрьевич Минаков уже давно стал признанным в стране и за рубежом экспертом по истории русского консерватизма. Он автор нескольких монографий, но все эти годы велась незримая миру работа над книгой о Михаиле Леонтьевиче Магницком. Теперь она закончена, и я с радостью представляю ее фрагменты читателям «Русофила». Предвижу, что эта публикация станет предметом зубодробительной критики. Но заранее отвечу ее авторам тем, что уже написал на страничке Андрея Тесли оголтелым либерально ориентированным критикам современных консерваторов: При всем уважении к авторам вынужден констатировать, что общий фон критики дышит глубочайшим неуважением, партийностью к тем, кто входит в иной лагерь. Глупости они часто говорят? Так ведь и либерально ориентированных дураков у нас выше крыши… В каком-то смысле наскоки просто зеркальны, разве что с другим знаком. Иначе говоря, выступая против плоской односторонности, критики в нее же сами тут же и впадают. Но особенно удручает использование запрещенного аргумента «аd hominem», к которому мы так склонны.
Что ж, несмотря на возможные резкие отповеди в наш адрес, редакция «Русофила» продолжит держаться избранного курса внепартийной, внегрупповой принадлежности. Выпады эти, как «справа», так и «слева», мы надеемся, не смогут сплющить наш проект или скособочить его в ту или иную сторону. Предлагаемую ниже публикацию некоторых глав работы уважаемого Аркадия Минакова мы считаем очередным важным шагом на пути к уважительному отношению ко всякой обстоятельной и ответственной точке зрения.
От себя лично и от всей нашей редакции благодарю своего давнего друга присланный нам текст всей его книги и нашу многолетнюю содержательную переписку. Ответственность за избрание тех или иных фрагментов для данной публикации полностью лежит на редакции «Русофила».
Владимир Шаронов
Михаил Магницкий родился 23 апреля 1778 г. в Москве и был правнуком Л.Ф. Магницкого, создателя знаменитого первого русского учебника “Арифметики”, по которой обучался Ломоносов. Его отец, Леонтий Иванович Магницкий, начал службу в 1759 г. при Елизавете Алексеевне сержантом гвардии и дослужился до генерал-адъютанта и прокурора в камер-коллегии, c 1810 г. служил в чине действительного тайного советника прокурором московской синодальной конторы[1]. По свидетельству современника, Н.М. Лонгинова секретаря императрицы Елизаветы Алексеевны, семья Магницких была небогатой, и отец будущего попечителя Казанского округа “почти милостынею питался в Москве, пока сын доставил ему место, чин, ленту, пенсию и жалованье”[2]
В 1781 г. году Магницкий, по обычаю того времени, был записан в гвардейский Преображенский полк. Образование Михаил получил в 1790-е годы в благородном пансионе при Московском университете. На доске почета, заведенной в пансионе в 1791 г., его имя было записано золотыми буквами третьим по счету, в то время как имя В.А. Жуковского значилось там же тринадцатым. За блестящие успехи в изучении наук Магницкий получил золотую медаль из рук поэта М.М.Хераскова. В любой компании Магницкий неизменно выделялся артистизмом и обаянием и вызывал симпатии у большинства окружающих, как “человек острого, высокого ума, с необыкновенно увлекательным даром слова”[3]. Когда он говорил, то “одно живое слово, одно блестящее замечание сменялось у него другим; за эпиграммою следовал фарс, там опять какое-нибудь передразнивание, какая-нибудь острая выходка, напоминавшая лучшие парижские гостиные; какая-нибудь арлекинада, от которой все помирали со смеху; и все это с разносторонним талантом было приправлено то смехотворной импровизацией, то прочитанным или тут же вымышленным рассказом”[4]. Ко всему прочему он обладал привлекательной внешностью, светскими манерами, которые производили на всех, особенно женщин, сильное впечатление. Обучаясь в пансионе, Магницкий писал недурные стихи, чем даже обратил на себя внимание Н.М. Карамзина, который опубликовал некоторые из них в издаваемым им альманахе “Аониды”[5]. Даже недоброжелатели Магницкого свидетельствовали, что “прекрасное его стихотворение: Соловей (“Песня моей Катеньке”- А.М.) очень славилось в свое время”[6]. Это стихотворение Магницкого попало в «Сборник любовной лирики XVIII века» наряду со стихами Сумарокова, Державина, Дмитриева и Карамзина[7]. О «прекраснейших стихах» Магницкого упоминал и П.А. Вяземский[8].
В качестве яркого образчика его поэтического творчества, по своему небесталанного приведем «Оды к российскому юношеству на публичном акте 1794 года Декабря 21 дня в Благородном пансионе при Императорском Московском университете»:
«Перуном Россы ополчены,
Как буря страшная пройдут,
Рассыплют грады вознесены,
Столпы вселенной потрясут,
От груди громы отразятся,
Застонут царства под пятой,
В ничто, в ничто преобратятся
Могущественной их рукой»[9].
Свою карьеру Магницкий начал с воинской службы. В традициях того времени он был записан еще в трехлетнем возрасте унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк, куда поступил на действительную службу в 1795 г. ординарцем майора Д.В.Голицына, будущего московского генерал-губернатора, в том же году был послан в Польшу и в течение короткого времени дослужился до капитана (1796)[10], после чего перешел 30 января 1798 г. с военной службы на гражданскую в ведомство государственной коллегии иностранных дел[11], затем канцелярию вице-канцлера. В чине коллежского асессора 29 сентября 1798 г. Магницкий был направлен канцелярию русского посольстве в Вене, где служил секретарем в течение двух лет[12], приняв должность у Д.П.Рунича[13]. Там он был прикомандирован к фельдмаршалу А.В.Суворову для ведения его переписки, а также “отправлял при нем политические и военные дела”. По словам А.С. Стурдзы, оставившего интересные воспоминания о Магницком, “даровитому юноше досталось в завидный удел не раз вслушиваться в разговоры великого Суворова, ловить то приветливые к себе, то игривые слова героя, который останется навсегда представителем русского ума и военной доблести русских”[14].
В 1802 г. он был отправлен с русским послом в Париж[15]. Впоследствии в одной из официальных бумаг Магницкий так писал об этом периоде своей жизни: ”Находился секретарем посольства в Париже и в продолжение двух лет заведывал всеми делами посольства”[16]. Там он занимался обменом пленных, составлением дипломатических бумаг в канцелярии посольства. Магницкий обратил на себя внимание Наполеона, который в то время был первым консулом французской республики, и его супруги Жозефины, причем Бонапарт предсказывал Магницкому блестящее будущее на родине: «Этот молодой человек далеко пойдет в своем отечестве». В Париже его называли “русским львом”. О его отношении к Наполеону сохранились противоречивые свидетельства. Так, одни утверждали, что он был “отчаянным обожателем” французского диктатора, за что, якобы, и был в 1812 г. отправлен Александром I в ссылку. Другие, напротив, приводили резко отрицательные высказывания о гениальном корсиканце, оставленные Магницким: “Он (Наполеон – А.М.) был в беспрестанном движении и напоминал гиену, посаженную в клетку. Во всем у него были видны сатаническая гордость и презрение к людям… Презрительная бесцеремонность его доходили до крайности”[17].
По возвращении из-за границы в Петербург в 1803 г. Магницкий поступил на службу сначала в ведомство вице-канцлера, а затем был назначен начальником отделения Экспедиции государственного благоустройства в департаменте министерства внутренних дел в чине коллежского советника, что, по утверждению мемуариста В.И.Панаева, “в особенности и сблизило его с тогдашним директором оного, Сперанским”[18], который занимал в то время пост директора департамента. Магницкий становится своим человеком в доме Сперанского.
По свидетельству Н.М. Лонгинова “у Сперанского никто, кроме Магницкого, не был в секрете” (то есть в особом доверии – А.М.)”[19]. Вероятно, это объяснялось идейной близостью двух молодых людей, которые в тот период убежденными либералами-западниками. Ф.Ф. Вигель вспоминал про Магницкого, что в молодости тот носил вместо трости якобинскую дубинку с серебряной бляхой, на которой красовалась надпись по-французски: “droits de l`homme” (права человека – А.М.)[20]. Насколько либеральными были по тому времени взгляды Магницкого можно судить по его собственному рассказу о том, как в 1803 г. он вернулся из Парижа “с проектом конституции и запискою о легком способе ввести ее”. По его словам, проект был представлен Александру I, который по этому поводу “приказал сказать … что его (Магницкого – А.М.) не забудет, и, действительно, через семь лет сдержал слово, назначив его статс-секретарем.”[21]. Историкам, впрочем, ничего не известно об упомянутом конституционном проекте Магницкого, так что здесь приходится верить ему на слово. Известно также, что в 1810 г. Магницкий был введен Сперанским в масонскую ложу “Полярная звезда”[22]. Впрочем, особый характер их отношений злые языки склонны были объяснять не только общностью убеждений и масонской солидарностью. Так, Н.И. Шениг утверждал, что “Сперанский был в тесной дружбе с Магницким и, как полагают, в связях с его женою”[23]. Может быть, именно поэтому Вигель характеризовал Магницкого, как одного из тех приверженцев Сперанского, “которые вместе с Европейским образованием проповедывали и Европейскую безнравственность”[24]. По словам А.И. Михайловского-Данилевского, Магницкий в глазах дворянского общества имел перед Сперанским “то преимущество, что происходил из дворянского рода, почему имел менее завистников, нежели первый, возникший из поповичей”[25].
С 1804 года Магницкий стал редактором официального журнала Министерства внутренних дел («С.-Петербургский журнал»), контроль за которым был поручен Сперанскому. В этом периодическом издании, помимо отчетов, помещались важнейшие правительственные акты и статьи научного содержания, «в нем старинный наш приказный язык видимо стал облекаться в новые формы»[26].
В июне 1804 г. Магницкий был послан с секретным поручением Александром I в Псков для ревизии губернии. В итоге, по донесению Магницкого, псковской губернатор был смещен за “лихоимство”[27].
На дальнейшей служебной карьере Магницкого сказалась еще одна инспекционная поездка в 1805 г. во время аустерлицкой кампании в сравнительно недавно присоединенный к Российской империи польско-литовский Виленский край, где он проверял работу учебных заведений, пытаясь выявить французскую агентуру. Таковую Магницкий не обнаружил, однако подал подробнейшую записку о состоянии дел в недавно присоединенном к Российской империи крае, о настроении польского дворянства и пр. Впоследствии он утверждал, что якобы открыл в Виленском университете “заговор в пользу французов сделанный”[28], причем университет представлял собой не что иное как “гнездо будущих возмущений”[29]. Польские националисты вели дело к максимальному ограничению русского имперского влияния и всемерному насаждению в крае польских и католических начал. Однако никаких практических выводов из донесения Магницкого правительством тогда сделано не было. А. Чарторыйский, который был в то время попечителем виленского учебного округа, отделался выговором, а сам Магницкий получил орден св. Анны 2-й степени, причем в рескрипте, сопровождавшем эту награду не было указано, за что ее дают[30]. Чарторыйский впоследствии утверждал: «Виленский университет был чисто польским, в четыре года вся русская Польша покрылась школами, в которых процветало польское национальное чувство. Университет, в который я назначил самых выдающихся литераторов и ученых в стране, наряду с заслуженными иностранными профессорами, руководил этим движением необыкновенно усердно и разумно. Последствия этого, о которых русские потом глубоко сожалели, в то время, казалось, естественно проистекали из благородных намерений императора в отношении поляков»[31].
Возможно, именно опыт ревизии Виленского университета и репутация профессионального “разоблачителя” впоследствии повлияли на решение о назначении Магницкого попечителем Казанского университета.
В ноябре 1808 г. Магницкий подал Александру I всеподданнейшее письмо «Нечто об Общем Мнении в России и верховной Полиции»[32]. В нем он заявлял: «не дерзкие общественные говоруны потрясают Государства: их потрясает общее мнение и люди, им управляющие»[33]. В России же общественное мнение «взяло, с некоторого времени направление, против Правительства». «Вредное направление умов» возникло вследствие воздействия духа Французской революции, неумелых, насильственных правительственных мер, призванных предотвратить революционное брожение, и пропаганды «русской партии»: «Люди, закоснелые в старинных предрассудках и никогда не прощающие Правительству Политического их ничтожества, стали осуждать, так называемый ими дух подражания всему иностранному»[34]. Исправить положение можно, если последовать примеру Наполеона который, возродив империю и монархию «окружил Монархию всем, что в понятиях человеческих есть наивеличественнейшего». Магницкий предлагал наделить особыми привилегиями и богатством «первейших» государственных чиновников, ликвидировать «вражду» между гражданскими чиновниками и военными, очистить от мздоимцев прослойку земских исправников и уездных судей, отправляющих правосудие, обеспечить их достаточным жалованием. Он писал также о необходимости выдвижения русских по происхождению деятелей на первостепенные посты в государстве: «Преимущественное помещение природных граждан на первые места Правительства, и особенно по Части воинской, где при малейшей неудаче Иностранец обвиняется в мнении народном изменою, большую доверенность народа Правительству обретает употребление природного языка и введение оного во всем великолепии и изяществе Его в Акты управления, и разные обнародования, образую вкус народный, убеждает его на меры Правительством принятые и внутренним в них убеждением, дает ему некоторый род участия в оных»[35]. Надо полагать, под русскими первейшими чиновниками, носителями русского языка и изящного стиля, имелись в первую очередь Сперанский и сам Магницкий. В 1810 г. Александр I, совершенно неожиданно для многих приблизил Магницкого к себе в качестве статс-секретаря департамента законов в Государственном совете с пожалованием в действительные статские советники. Вероятно, это произошло и вследствие “дружеской связи” Магницкого со Сперанским[36]. Весной 1811 г. Магницкий начал выполнять все военные дела “в высшем их отношении”, составлять инструкции командующим русскими армиями. Кроме того, император дал ему в марте 1811 г. “поручение образовать устройство Министерства Военного и полиции”[37]. В марте 1811 г. он был назначен директором Комиссии составления военных уставов и уложений, активно участвовал в подготовке и проведении военной реформы 1810–12 гг., в том числе в составлении «Учреждения для управления большой действующей армии» и других актов, касавшихся военного ведомства. Магницкий вместе с М.Б. Барклай де Толли возглавил комиссию составления уставов и уложений для всех подразделений военного министерства, то есть выступил в роли военного законодателя. Уставы регламентируют всю деятельность армии, поэтому можно утверждать, что Александр I поручил ему одно из самых важных дел, какое только мог получить высокопоставленный чиновник перед грандиозной схваткой Российской империи с одним из самых удачливых в мировой истории полководцев — Наполеоном.
Магницкий смог за несколько месяцев составить все необходимые уставы и подать их на высочайшее рассмотрение, за что и был пожалован аннинской лентой.
Один из исследователей биографии Магницкого вполне справедливо утверждал: “Если бы в это время совершенно прекратилась его деятельность, он унес бы с собою репутацию ревностного поборника широко задуманных преобразований, главным двигателем которых был Сперанский”[38]. Однако судьба распорядилась иначе.
[1] Чистович И.А. История перевода библии на русский язык. М., 1997. С. 70.
[2] Письмо Н.М.Лонгинова в Лондон к графу С.Р.Воронцову//Русский архив. 1882. № 2. С.182.
[3] Лажечников И.И. Как я знал Магницкого // Русский вестник. 1866.№ 1. С.122.
[4] Корф М.А. Жизнь графа Сперанского: В 2-х т.-СПб., 1861. Т.1. С.278-279
[5] Фортунатов Ф.Н. Памятные записки вологжанина // Русский архив.1867. № 12. С. 1703
[6] Панаев В.И.Воспоминания // Вестник Европы. 1867. Т.4. кн.12. С. 73.
[7] Сборник любовной лирики XVIII в.» СПб., 1910. С. 143-144.
[8] Вяземский П.А. Запросы господину Жуковскому от современников и потомков // Вяземский П.А. Полн. собр. соч. Т.1. СПб., 1878. С. 10.
[9] РГАЛИ. Ф. 377. Оп.1. Е.х. 79. Л.122 об.
[10] ГА РФ. Ф. 109. Оп.3. Д. 879. Л. 119.
[11] ГА РФ. Ф. 109. Оп.3. Д. 879. Л. 119.
[12] ГА РФ. Ф. 109. Оп.3. Д. 879. Л. 119.
[13] Кондаков Ю.Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. СПб. 2005. С. 47.
[14] Стурдза А.С.Воспоминания о Михаиле Леонтьевиче Магницком // Русский архив. 1868. кн.2. С.928
[15] РГИА. Ф.733. Оп.40. Д.203. Л.9
[16] ГАРФ. Ф.109. СА. Оп.3.Д.879. Л.119.
[17] Морозов П.Т. Мое знакомство с М.Л.Магницким. М., 1877 . С.9
[18] Панаев В.И. Воспоминания // Вестник Европы. 1867. Т.4. кн.12. С.73.
[19] Письмо Н.М. Лонгинова в Лондон к графу С.Р.Воронцову//РА. 1882. № 2. С.179
[20] Фортунатов Ф.Н. Памятные записки вологжанина // Русский архив.1867. № 12. С. 1708.
[21] Два доноса в 1831 году. Всеподданнейшие письма М.Магницкого императору Николаю об иллюминатах // Русская старина. 1899. № 2. С.293
[22] Семевский В.И. Декабристы-масоны.// Минувшие годы.1908. Т.5-6. С.403
[23] Воспоминания Николая Игнатьевича Шенига//РА. 1880. Т.3.кн.2. С.312.
[24] Вигель Ф.Ф. Записки.М., 1892.-Ч.2. С.26
[25] Михайловский –Данилевский А.И. . Из воспоминаний // РВ. 1890.Т.210.№ 9. С.168.
[26] Дубровин Н.Ф. Русская жизнь в начале XIX века. СПб., 2007. С. 272-273.
[27] Показания Магницкого // Девятнадцатый век. Исторический сборник. М., 1872. Кн.1. С.235.
[28] ГАРФ. Ф.109. СА. Оп.3. Д.879. Л.120.
[29] Показания Магницкого // Девятнадцатый век. Исторический сборник. М., 1872. Кн.1. С.236.
[30] Там же.
[31] Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев. М., 2000. С. 204.
[32] РГИА. Ф.1167. Комитет 6 декабря 1826 г. Оп.1. Опись дел архива Государственного совета. Т.XIV. Д.25/21.
[33] РГИА. Ф.1167. Комитет 6 декабря 1826 г. Оп.1. Опись дел архива Государственного совета. Т.XIV. Д.25/21.
. Л. 4-4 об.
[34] РГИА. Ф.1167. Комитет 6 декабря 1826 г. Оп.1. Опись дел архива Государственного совета. Т.XIV. Д.25/21.
Л.7-7об.
[35] РГИА. Ф.1167. Комитет 6 декабря 1826 г. Оп.1. Опись дел архива Государственного совета. Т.XIV. Д.25/21.
. 33 об – 34.
[36] Панаев В.И. Воспоминания // Вестник Европы. 1867. Т.4. кн.12. С.73.
[37] ГАРФ. Ф.109. СА. Оп.3. Д.879. Л.120-120 об.
[38] Феоктистов Е.М. Магницкий. СПб., 1865. С.3
Публикацию подготовил: Владимир Шаронов.
