Илл.: Прощание с конвоем. Из цикла «Царская Голгофа». Павел Рыженко. 2004 г.
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД КНИГОЙ А.И. ГУЧКОВА.
В 2017 г. в России опубликованы стенограммы интервью с Александром Ивановичем Гучковым, одним из наиболее видных политических деятелей Российской империи эпохи ее заката. Интервью собраны в книге «Заговор против Николай II. Как мы избавились от царя» (М.: Алгоритм, 2017. — 239 с.). Книга заинтересовала меня не как исторический, а как социологический документ, в котором на эмпирическом материале показаны процессы разложения верхов, приведшие к падению монархии. С одной стороны, это совершенно конкретный исторический процесс, а с другой — приводимые в интервью факты, подводят к модели, применимой ко многим случаям внутреннего распада некогда мощных государств, включая Советский Союз.
А. Гучков дает глубокий анализ того, как Российская империя, бывшая к началу ХХ в. одной из мощнейших держав мира, вдруг начала быстро гнить буквально на корню. Я не берусь судить о точности всех фактов, которые он приводил по памяти в 1929 — 1936 гг. Ошибки неизбежны. Детали важны для точного описания роли тех или иных деятелей, которые в той или иной мере могут считаться историческими, однако они не меняют общего смысла политической трансформации России в 1905-1917 гг.
Вплоть до февраля 1917 г. внешне все выглядело, как всегда: незыблемое самодержавие, которое под давлением революционного и реформаторского движений изменило свой фасад, но так и осталось системой самовластия, огромная армия и полиция, народ в большинстве своем продемонстрировавший лояльность власти, отказавшись в своем большинстве поддержать революционеров и молчаливым согласием принять участие сначала в войне с Японией, а потом и с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. Правда, все эти годы действовали революционные партии, однако, несмотря на свой радикализм, они были столь эффективно подавлены репрессивным аппаратом, что власть могла позволить себе роскошь не замечать радикальную оппозицию.
А. Гучков достаточно подробно описывает кризис в коммуникации императора и общества. Ядро этой системы составляли хитрые механизмы доступа к уху царя: кто к нему пробивался, тот и говорил от имени общества. И самодержец, исходя из своих симпатий и антипатий, определял, чье мнение достойно внимания. И появление в этой системе коммуникации Г. Распутина было вполне естественным, но в то же время парадоксальным, ибо ломало сословный и дворцовый характер этой системы, допустившей в нее чужака — крестьянина-мистика. В результате в самом дворе зреет заговор против царского любимца во имя спасения царя. По своей сути это уже модель заговора, который привел к отречению Николая II в 1917 г.
Неравномерно, но в целом достаточно успешно вплоть до 1914 г. развивалась экономика, однако класс, державший в своих руках ее ключи и определявший будущее страны, не допускался к власти, а его интересы артикулировали посредством витиеватых каналов придворной коммуникации. На поверхности все было хорошо, однако бессилие экономически могущественных было бомбой, ожидавшей своего часа.
Русская армия потерпела поражение в войне с Японией. После этого необходимость ее реформирования стала просто очевидной. Однако, как показывает А. Гучков на многочисленных примерах, сословная и полуфеодальная система управления вооруженными силами (например, занятие ключевых позиций великими князьями и подбор высшего армейского руководства через процедуры дворцовых интриг) затягивали и блокировали армейскую реформу. Правда, внешне все выглядело вполне благополучно, однако широкие круги офицеров прекрасно видели эти сбои и их причины. Не это ли объяснило их готовность поддержать Февральскую революцию, а затем и активный переход на сторону большевиков?
Внешне все выглядело незыблемо и благополучно, однако вдруг все стало буквально расползаться. На ум приходит аналогия с горными ледниками, которые стоят всю зиму непоколебимые и величественные, но вот появляются весенние солнечные лучи, и ледники начинают разрушаться, сотрясая все вокруг грохотом лавин и ледопадов. Оказывается, что на молекулярном уровне меняется логика сцепления, и гигантские природные сооружения буквально рассыпаются.
А.И. Гучков детально описывает процесс такого молекулярного разложения на самом верху властной пирамиды. С виду все было благополучно, весь аппарат преданно смотрел в рот императору, а военные чины «ели его глазами». И в этом кругу не было никаких радикальных революционеров, все декларировали свою беззаветную преданность монархии. И вдруг неожиданно для всех оказалось, что, хотя никто в аппарате власти не проявлял революционных настроений, в какой-то момент император уже не мог положиться буквально ни на кого. Формально в его руках была огромная армия и столь же огромный репрессивный аппарат, однако в решающий момент, который по формальным признакам таковым и не казался (локальные неорганизованные волнения на почве перебоев в снабжении), оказалось, что никто не готов выполнять приказы по защите самодержавия и самого императора. Даже конвой устранился от выполнения своего долга. Не революционеры, а убежденные монархисты, навязали царю отречение как единственный способ в этой ситуации спасти монархию. И когда последняя рухнула, оказалось, что реальных монархистов, готовых жизнь отдать за царя, не видно. Самодержавие не свергли, оно просто разложилось изнутри.
На ум приходят ассоциации с крахом государственного социализма в СССР и странах Восточной Европы, когда огромные правящие партии, опиравшиеся на народы, почти единодушно поддерживавшие их на выборах, и на мощнейшую в мире систему политической полиции и армии, были не свергнуты оппозицией, а просто растаяли, как снежные массивы на горных склонах с наступлением весны. Оказывается, что процессы трансформации, происходящие на уровне социальных молекул, совершенно незаметно могут превращать мощь в немощь, сторонников в противников. При этом, как показывают интервью А. Гучкова, этот процесс идет и в самой правящей элите.
А. Гучков описывает и свою эволюцию, которая будучи индивидуальной в деталях, совпадает с эволюцией многих других сторонников империи. Будучи убежденным монархистом, он в то же время понимал, что без серьезных реформ монархия станет беззащитной жертвой перед лицом наступления маргинальных революционных партий. Он понимал, однако монарх и его ближайшее окружение, свято верили в непоколебимую силу штыков и интерпретировали молчание народа (а что он может сказать в условиях жесткого авторитарного режима?) как его преданность царю. В результате возникает парадоксальный феномен: убежденный монархист действует объективно заодно с революционерами, став одним из лидеров заговора против Николая II.
А. Гучков дает свою интерпретацию важного, но частного исторического события. Однако в нем четко прорисовывается универсальная модель социально-политического кризиса. В его основе власть, уверовавшая в непререкаемую убедительность своей военно-полицейской силы и принимающая безмолвие большинства за рейтинг поддержки. Не принимая сигналы, искаженные в силу отсутствия системы нормальной коммуникации между государством и обществом, власть неизбежно игнорирует вызовы экономического, социального, духовного и политического развития. В итоге монументальное здание столь основательно сгнивает изнутри, что в решающий момент оказывается, что нет никого, кто был бы в состоянии его спасать.
