Илл.:Ленин на студенческой сходке в Казанском университете в 1887 г. Якупов Х.А. 1979 г.
КНЯЗЬ С. Н. ТРУБЕЦКОЙ
И ЕГО БОРЬБА ЗА «АКАДЕМИЧЕСКУЮ СВОБОДУ».
«Поэма о смерти… Почему, в самом деле, этому не быть поэмою?
– От того и поется, что тяжело».
Лев Карсавин.
В истории Московского университета существуют такие эпизоды, в которых с особой остротой проявилась деятельность лучших представителей интеллектуальной университетской общественности. К такого рода событиям, безусловно, относится судьба первого выборного ректора Московского университета кн. Сергея Николаевича Трубецкого.
Современный исследователь с полным основанием пишет: «Он ушел из жизни рано, в возрасте 43 лет, но успел сделать для отечественной университетской культуры не меньше, чем сделал для русской литературы 37-летний Пушкин» [8, 3]. Поступив сюда учиться в 1881 г., князь уже не расставался с альма-матер до конца своей короткой жизни. В 1885 г. он был оставлен на кафедре философии, стал приват-доцентом, а затем и экстраординарным профессором. Безупречно гармонично организованный сам, Трубецкой стремился претворить эту гармонию и в свои дела. Именно этим стремлением к гармонии предопределялся его крайне умеренный, лежавший вне политического дискурса, либерализм, определяющий весь образ жизни князя-философа с установкой на терпимость, компромисс, стремление к взаимопониманию.
В первые годы правления Николая II на страницах либеральной прессы началась борьба за пересмотр реакционного университетского устава 1884 г., в которой Трубецкой принял самое активное участие. От грядущих преобразователей России он ожидал духовной глубины и совершенных панорамных знаний, которые, с его точки зрения, могло дать только хорошо поставленное университетское образование. Характеризуя же состояние современного университетского строя как «старческий маразм» и «глубокое распадение и дезорганизацию», Трубецкой писал, что «вместе с тем, в стенах этого одряхлевшего университета возникло нечто вроде младотурецкой партии в лице централизованной студенческой организации. Эти юные университетские младотурки образовали как бы свой особый университет, со своими особыми руководителями, со своими практическими и непрактическими занятиями, со своей особой наукой… на совершенно антиакадемических началах» [2, 51-52]. Из «живой корпорации» университет превратился в сочетание бездушной бюрократической коллегии с революционным подпольем, поскольку студенческие организации любого характера либо запрещались уставом 1884 г. в принципе, либо подвергались запредельным ограничениям. Единственный разумный выход, по мнению Трубецкого, состоял в том, чтобы дать свободу студенческим инициативам, разумно и умело направляя их в чисто академическое русло. Для этого, с одной стороны, следовало упразднить ненужные и просто вредные запреты, с другой – наладить своего рода сотрудничество профессуры со студенчеством.
Выдвигая подобные идеи, Трубецкой уже в конце 1890 гг. попытался по мере возможности провести их в жизнь. В это время им был образован небольшой кружок при историко-филологическом факультете, в котором по вечерам проводились историософские занятия. Вдохновленный успехами кружка, Трубецкой предпринял более решительный шаг, и 6 октября 1902 г. в Большой Физической аудитории Московского университета произошло торжественное открытие Историко-филологического общества. Общество отличала хорошо продуманная структура: организационный центр и отделения по курсам, самая широкая тематика докладов и рефератов, многочисленность участников. Ничего подобного в российских университетах не было с середины 1880 гг.
Однако положение было крайне сложное, поскольку эпидемия политизации русского студенчества приобрела уже на тот момент пандемический характер. Постоянно пропагандировалась идея, что в условиях самодержавного строя никакая серьезная университетская реформа невозможна, да и не очень-то нужна. Главная задача студенчества – всеми силами поддерживать пролетариат в его борьбе с существующим строем. Нужно сделать все, чтобы университет стал одной из главных арен этой борьбы. Для этой цели хороши любые скандалы, конфликты с профессурой и т.п. Вскоре в университете стали распространяться листовки, авторы которых обращались ко всем «честным студентам» с прямым призывом: «Товарищи<…> плюньте на эту игру в общественность и соединяйтесь в революционные организации» [1, 180].
Впрочем, авторитет Трубецкого среди академически сосредоточенных студентов был чрезвычайно велик; в сравнение с его интеллектуальным капиталом и обаянием примитивные революционные лозунги стоили недорого. Но само стечение исторических обстоятельств складывалось так, что научная работа и самообразование неизбежно отходили на задний план. Осенью 1904 г. в связи с трагическим для России ходом русско-японской войны начались волнения в обществе, в том числе и массовые беспорядки в университетах. Затем произошли печально известные события 9 января 1905 г., послужившие толчком к Первой русской революции.
В это смутное время многие весьма далекие от политики люди оказались невольно вовлеченными в его орбиту. В их числе был и князь Сергей Трубецкой. Его друг и биограф Л.М. Лопатин писал: «Уже давно волновавшая его мысль<…> о необходимости немедленных и коренных реформ облекалась в совершенно жизненную и конкретную форму<…> Она заставила его покинуть тихий кабинет ученого и превратила его в политического деятеля со всемирной известностью» [11, 12].
Действительно, после своей знаменитой «конституционной» речи 6 июня 1905 г. в Александрийском дворце перед царем от лица земско-городской депутации Трубецкой стал известен всей России. Тревога за судьбы страны сквозила в каждом его слове. Созыв народного представительства, к которому призывал Трубецкой, должен был способствовать взаимопониманию между властью и обществом. Подобное умеренно-либеральное обращение в купе с подчеркнутым уважением к царю вызвало резко негативные оценки не только в революционной, но и в либеральной части печати [7, 410-411; 9, 286]. Но, с другой стороны, именно эти качества речи обеспечили «дружественный ответ» Николая II, склонного давать резкий отпор любым попыткам силового давления: появились знаменитые временные правила 27 августа 1905 г., предоставившие высшим учебным заведениям весьма широкую автономию. Профессура получила право выбирать университетское начальство и самостоятельно решать все внутриуниверситетские вопросы, студенчество – право создавать свои корпоративные организации, собираться для обсуждения своих корпоративных дел. После этого вопрос о том, кто будет первым выборным ректором Московского университета практически не стоял, и 2 сентября, уже замученный к тому времени болезнями, Трубецкой был избран ректором.
Почти сразу после принятия временных правил ЦК РСДРП выпустил прокламацию: «Нет, не заниматься согласно уставу и «применительно к подлости», то есть программам и данным официальной науки, будете вы, а свободно изучать и выяснять свое отношение ко всем волнующим Россию вопросам… Вы используете аудитории и все удобства, которые доставляют учебные заведения, чтобы совместно с пролетариатом немедленно же начать подготовку к вооруженному восстанию – этому единственному исходу русской революции… Долой самодержавие! Долой Государственную думу! Да здравствует народное восстание! Да здравствует всенародно учредительное собрание!».
Свобода собраний, воцарившаяся в высших учебных заведениях, произвела обратный эффект. В аудитории Московского университета с улицы хлынул взбудораженный митингующий люд, поскольку появление полиции на университетской территории дозволялось только в исключительных случаях. Мечта Трубецкого о свободном университете воплощалась в жизнь в самой зловещей форме. «Помню, – писал Андрей Белый, – последнее его появление с усилием «спасти» автономию; тщетно; в станах университета была свергнута власть, изгнаны либералы; шел же турнир: эсеров с эсдеками; Трубецкому не дали договорить; уронив на кафедру руки и упираясь на них, он глазами, полными слез, оглядывал море тужурок: «Эх, господа!». И, махнув рукой, вышел вон» [3, 37].
В начале осени 1905 г. Трубецкой написал письмо управляющему Московским учебным округом, где сообщал, что «ввиду постоянных вторжений в университет массы посторонних лиц и систематических нарушений советских постановлений (имеется в виду Совет университета. – А.Ф.), а также ввиду непосредственной опасности кровавых столкновений я пришел к заключению, что университет необходимо закрыть на несколько дней». 22 сентября 1905 г. ректор Трубецкой своей властью закрыл университет.
Одновременно в правых и бульварных газетах появились статьи, авторы которых прямо обвиняли Трубецкого в трусости, а ответственность за закрытие университета полностью и безоговорочно возлагалась на ректора. Левые шли еще дальше, именуя князя не иначе как «либеральным холопом» и возлагая на него ответственность за стачки рабочих Москвы, последовавшие вслед за закрытием университета.
Между тем Трубецкой не собирался сдаваться. 27 сентября он выехал в Петербург с определенной целью: представить министру просвещения В.Г. Глазову постановление университетского совета. По Трубецкому, чтобы избавить высшие учебные заведения от желающих митинговать, необходимо «узаконение свободных общественных собраний и обеспечение личной неприкосновенности» в масштабах всей России, т.е. для того, чтобы островки университетской свободы не захлестывала стихия произвола, рекомендовалось путем легализации нейтрализовать стихию.
Надо сказать, что в конце сентября 1905 г. подобное требование не выглядело вызывающим. Во всяком случае, ректор был принят министром благожелательно. Более того, Глазов тут же предложил князю принять участие в совещании по выработке нового университетского устава. Это оказалось последнее публичное выступление Трубецкого. Министр прекратил заседание, заметив, что у князя вдруг изменился голос, он стал говорить невнятно – явно был не в себе. «Последним движением князя была попытка вручить министру несколько прошений студентов Варшавского университета о переводе их в Москву, причем С.Н. успел сказать: «Карман мой полон такими прошениями… Да, они будут довольны, они успокоятся»». После этих слов Трубецкой впал в бессознательное состояние. Князя отправили в Еленинскую клинику, где он и умер, не приходя в сознание. Вскрытие показало «громадное кровоизлияние в мозг», которое, согласно отчету проф. А. Блюменау, проводившему вскрытие, в сорокатрехлетнем возрасте – редкость и может быть объяснимо лишь результатом тяжких умственных волнений и потрясений.
Казалось бы, то, что произошло после его кончины, должно было послужить этому человеку достойным воздаянием: подобные похороны в России случались не часто. По самым скромным оценкам, выноса тела князя из Еленинской клиники ожидало около 50 тысяч человек. По прибытии же в Москву Трубецкого провожали к университетской церкви, затем несли домой, на Знаменку, а потом – на кладбище Донского монастыря, не меньше 100 тысяч. Все это производило сильное впечатление – особенно по контрасту с одиночеством князя в самую тяжелую для него пору, накануне смерти. К сожалению, из этих огромных толп народа лишь немногие представляли себе, кого хоронят. Подавляющее большинство собиралось отпевать очередную «жертву царизма».
Жетон-в-память-кончины-кн.-С.Н.-Трубецкого-отлитый-в-год-смерти-философа-и-приуроченный-к-этому-траурному-событию.-Российская-империя..jpg
Накануне, 2 октября, когда тело князя должно было быть отправлено в Москву, Петербургский комитет РСДРП принял постановление: «Предложено молодежи и рабочим явиться на похороны в возможно значительном числе. Признавая открытую демонстрацию по этому поводу нежелательной, комитет убеждал своих единомышленников соблюсти полный порядок, но своим присутствием наглядно показать всю ту силу, которая готова для борьбы с правительством». В результате появился прекрасный повод для проведения шествия оппозиции. «Его похороны, – пишет другой современник Трубецкого, – превратились в грандиозную политическую демонстрацию. Громадная процессия провожала гроб от университетской церкви к Донскому монастырю. Студенты шли густою толпою, и студенческий хор пел вперемежку то «Святый Боже», то «Вы жертвою пали в борьбе роковой»» [6, 364]. Лишним свидетельством политизации траура явились многочисленные венки от совершенно неожиданных отправителей: отметились и «Группа артиллеристов», и «Комитет Санкт-Петербургской мясной биржи», и «Бакинские мусульмане», и «Служащие в управлении ссудно-сберегательных касс», и прочее, и прочее. Венки были украшены лентами красного цвета, а хоронили князя-философа под пение революционных песен. В свою очередь венок из белых орхидей, присланный царской семьей, был демонстративно растоптан…
Вместо эпилога. Из записки наместника на Кавказе И.В. Воронцова-Дашкова на имя Николая II. «В г. Зугдиди Кутаисской губернии 21 октября 1905 года в городской церкви по настоянию агитаторов Акобия и Шенгелая была отслужена панихида по кн. С.Н. Трубецкому. После богослужения в церкви толпа с криками «Да здравствует республиканский образ правления!» выкинула красный флаг. Попытка толпы направиться в город была приостановлена появлением казаков» [4, 272].
ЛИТЕРАТУРА.
- Анисимов А. Кн. С. Н. Трубецкой и московское студенчество // Вопросы философии и психологии. – 1906. – Кн. 1 (81). – С. 146-196.
- Антология русской классической социологии: Тексты. – М., 1995.
- Белый А. Между двух революций. Кн. 3. – М., 1990.
- Всероссийская политическая стачка в октябре 1905 г / Революция 1905-1907 гг. в России. Документы и материалы. – М., 1955.
- Ермишин О.Т. Князь С.Н. Трубецкой. Жизнь и философия. – М., 2011.
- Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий (Воспоминания, 1881-1914). – Прага, 1929.
- Леонтович В.В. История либерализма в России. – М., 1995.
- Маслин М.А. Трубецкой как русский философ / Кн. С.Н. Трубецкой. Курс древней философии. – М., 1997.
- Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II. – СПб., 1991.
- Трубецкая О.Н. Князь С.Н. Трубецкой. Воспоминания сестры. – Нью-Йорк, 1953.
- Трубецкой С.Н. Собрание сочинений: В 6 т. Т. I. М., 1907.
ОТ РЕДАКЦИИ: Сердечно благодарим Александра Федулаева и Образовательный фонд им. братьев Сергея и Евгения Трубецких за материал, еще раз напоминающий нам о недавно состоявшемся дне 155-летия со дня рождения русского религиозного философа и ученого Сергея Николаевича Трубецкого.
