Илл.: Фрагмент обложки брошюры со статьей  Л.П. Карсавина. Петроград. 1922 г.  

Новые материалы

В обширной галерее самых значительных имен русских религиозных мыслителей фигура Льва Карсавина во многом уникальна. Для историка, ставшего религиозным философом, тема времени и вечности стала одной из основных, в своих оригинальных идеях он опирался на православную догматику и церковную традицию. После изгнания он вернулся на Родину, был преследуем за веру и завершил свою жизнь в неволе. «В терпении великом, в скорбях, в нужде, в тесноте; под ударами, в тюрьмах, в смутах; в трудах, без сна, в постах» (2-е Кор. 6:5-6), он оставался верным сыном Православной Церкви, как и бесчисленные невинные мученики, погибшие в безызвестности. Вопреки подавляющему забвению мест лагерных погостов Провидение откликнулось на любовь его лагерных друзей и всех вовлеченных в поиски его  могилы[1] и вернуло нам ее вместе с подробностями  последних дней жизни  и смерти Льва Платоновича.

Но, как все человеческое, донесенные свидетельства оказались уязвленными нашей греховной поврежденностью, и уже больше семидесяти лет имя Льва Карсавина сопровождают ложные слухи о его измене Православию. То исчезая, то возникая вновь, эти слухи подобно плесени инфицируют, чернят добрую память о замечательном русском мыслителе, ученом и поэте. Сам Лев Карсавин при жизни был готов к такой посмертной судьбе: он считал что наше спасение  и блаженство и есть наша обоженность, что человек не мог бы их достигнуть, «если не “было” страданий, нищеты, плача, перенесенных с кротостью обид, неудовлетворенного алкания правды, жертвы собою, отказа от своего, гонений и злословий»[2]. Дочь Карсавина Сусанна Львовна предала автору настоящей статьи слова отца о посмертной судьбе: «Вижу, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1-е Кор. 13:12): что будут мне досаждать и после смерти»[3].

Восстановление и сохранение доброй памяти о каждом исповеднике веры в нашей Церкви всегда считалось и остается делом общего духовного долга. Эта задача особенна важна, если вольно или невольно произносится неправда об убеждениях и вере личности, и она кратно важнее, когда речь идет о такой значительной личности, как Лев Платонович Карсавин. История возникновения слухов о нем показывает, как любовь, великодушие и благородство могут становиться беззащитными перед предубежденностью, готовностью ревнителей лукавить ради тех или иных интересов.

Существует две прямо противоположные версии того, какие обстоятельства сопровождали завершение земного пути Льва Платоновича Карсавина. Автор той, что хронологически возникла первой и содержала ложные слухи, это – осужденный советским трибуналом военный преступник Эрих Франц Зоммер (1912–1996).  Чаще всего в исторических публикациях он упоминается как переводчик И. Риббентропа при вручении 22 июня 1941 г. нашему послу в Берлине В.Г. Деканозову ноты гитлеровской Германии об объявлении войны СССР. Часть своего наказания этот немец отбывал в том же отдельном лагерном пункте (ОЛПе) №4 близ станции Абезь (Коми АССР), где был Л.П. Карсавин.

 

После выхода в 1955 г. Указа Президиума Верховного Совета СССР «О досрочном освобождении и репатриации немецких военнопленных, осужденных судебными органами СССР за совершенные им преступления против народов Советского Союза в период войны»[4] Э.Ф. Зоммер был освобожден, вернулся в ФРГ и вскоре опубликовал в журнале Папского Восточного Института «Orientalia Chrisitana Periodica» статью –  «О жизни  и смерти русского метафизика». Запоздалый некролог Льва Карсавина († 12.7.1952)[5]. В ней он в пафосных выражения утверждал, что перед смертью Лев Карсавин перешел в католичество. Поскольку Зоммера, как он сам и указал в своей статье, доставили в Абезь уже после смерти Карсавина, свой рассказ о жизни русского метафизика в заключении он построил, опираясь исключительно на слухи, отобранные им среди тех, что имели хождение в среде заключенных. Эти домыслы, всегда циркулирующие внутри замкнутого лагерного периметра, многократно искажались при передаче от человека к человеку. Зоммер их собрал, дал им свою личную трактовку и подал их в журнале как несомненные, реальные факты. О направленности его предубеждений можно судить по крайне эмоциональным комментариям и явному смещению значимых акцентов в желаемую Зоммеру сторону.

Автор другой, прямо противоположной версии настаивал на безусловной верности Льва Платоновича Карсавина Православной Церкви и его неизменной духовном постоянстве. Эти свидетельства Анатолия Анатольевича Ванеева (1922 – 1985) имеют особую степень значительности, поскольку все два года нахождения Карсавина в Абези именно он был ближайшим другом, постоянным собеседником, учеником и душеприказчиком Льва Платоновича. Удивительную взаимную духовную и интеллектуальную близость Карсавина и Ванеева подтверждали многие очевидцы их дружбы, в т.ч. и сторонники зоммеровской версии и сам Эрих Зоммер: «Я никогда не встречал человека, который до такой степени отказался бы от собственного Я и погрузился в мир идей своего учителя. При этом, он не только был полон его словом, прочитанным или услышанным, после смерти Карсавина он продолжал развивать его мысли, выстраивать дальше его метафизическую систему»[6].

Для Анатолия Ванеева Лев Карсавин    стал тем, по кому он до конца своих дней сверял не только мысль, но и свою совесть, в отношении кого по твердости своего характера и духовных убеждений никогда не мог допустить ни одного легковесного слова, тем более, неправды. Память об Учителе была для Ванеева свята в самом прямом значении этого понятия: он не сомневался, что любовь к умершему есть несомненное подтверждение его живого присутствия с нами[7], и поскольку она несовместима с ложью, такая любовь есть главное свидетельство истины о нем.

За возможность быть рядом с Карсавиным всего десять последних дней его жизни и проводить Учителя в последний путь, Ванеев готов был заплатить своей жизнью: не имея в том нужды, он под предлогом операции на своей раненой в войну ноге добился перевода из инвалидного, т.е. с облегченным режимом лагеря в больницу, где находился Карсавин, зная, что потом будет отправлен на смертоносные работы в шахты Инты. Анатолий Анатольевич совершил еще один духовно-интеллектуальный подвиг: он спас и сохранил созданные в неволе работы Карсавина. Настоящим философским памятником Льву Карсавину в масштабе большой истории русской религиозной мысли стала книга «Два года в Абези», созданная Ванеевым. Благодаря этому мы в подробностях знаем, что было сказано, написано и пережито Львом Платоновичем на завершающем этапе его жизненного и творческого пути.

Строго говоря, указания на ошибочность ложных слухов о переходе Карсавина в католичество точечно уже прозвучали[8], но их краткость, увы, не сопровождалась тщательной аргументацией, опровергающей несостоятельность не одного, а всех утверждений Э.Ф. Зоммера о пребывании Карсавина в Абези. По прошествии нескольких лет стало понятно, что это совершенно необходимо сделать, поскольку слишком очевидно, как мельчайшие мицелии не опровергнутой неправды способны возвращать ей жизнеспособность.

Вскрыть несостоятельность слухов о Л.П. Карсавине теперь можно тем основательнее, что подлинность изложенного А.А. Ванеевым в книге «Два года в Абези»[9] полностью подтверждается ставшими доступными страницами уголовного[10] и лагерного дел Льва Платоновича[11], а также историей его болезни в заключении[12] и другим документам. Сверка рассказанного Ванеевым с этими историческими свидетельствами, хронологией событий и обстоятельствами пребывания Льва Карсавина в абезьском лагере дает результаты[13], однозначно подтверждающие точность и правоту Анатолия Анатольевича.

Согласно записям в лагерном Деле  Л.П. Карсавина 8 августа 1950 г. он был доставлен этапом из Вильнюса через пересыльную тюрьму в Ленинграде в Особый лагерный пункт (ОЛП) №4. 30 сентября 1950 г. ему был поставлен диагноз – милиарный туберкулез [т.е. имеющий множественные очаги] Попечением отбывающего приговор врача Владаса Шимкунаса (1917 – 1979)[14] Карсавин был помещен на стационарный режим лечения  во внутренний лазарет ОЛПа с одновременным присвоением ему категории «инвалид». В конце мая 1951 г. по инициативе сотрудников оперативной части лагеря, опасавшихся возникших предосудительных разговоров и возможной противоправной деятельности собранных в одной палате больных, общавшихся с Карсавиным на религиозные темы, под предлогом ограниченного количества мест (20 мест на 2 тысячи заключенных) больного профессора перевели в другое лечебное подразделение этого же лагеря и полустационарный врачебный режим[15].

6 марта 1952 г. в связи с ухудшением здоровья, неблагоприятным прогнозом развития болезни и во избежание увеличения показателей смертности в ОЛПе № 4 Льва Карсавина перевезли на саночках в ОЛП № 1, известный среди заключенных под названием «Центральная больница» или «Больничный городок». Там его поместили в барак для безнадежных и умирающих. В конце мая того же года А.А Ванееву в ОЛП № 4 предали именно ему адресованную собственноручно написанную записку Карсавина. В ней среди прочего Лев Платонович написал: «Температура колеблется от 36,5° (редко) до 37,2° и даже до 38°»[16]. Это в точности соответствует записям в журнале измерений температур, имеющемуся в Деле заключенного.

Получив эту записку, Ванеев, счел, что ему необходимо быть рядом с умирающим Карсавиными и обратился к врачам с просьбой дать ему направление в ту же Центральную больницу для операции на ноге, никак не заживавшей со времен фронтового ранения в 1941 г.[17] Добившись направления, он был перемещен в Центральную больницу, где сразу стал навещать Карсавина.

10 июля 1952 г. Ванеев перенес операцию на ноге, 13 июля он смог встать на костыли и возобновить общение с Карсавиным. Лев Платонович понимал, что смерть близка как никогда, но продолжал работать над статьями и, несмотря на ухудшение своего состояния, считал важными религиозно-философские диалоги со своим молодым другом и учеником. Тогда же Анатолий Ванеев подарил Карсавину свой нательный крест, за что тот поблагодарил: «Вы угадали мое желание»[18].

Вскоре в ту же больницу, также для того, чтобы быть рядом с Карсавиным, организовал свой перевод и Владас Шимкунас. Он выполнил свое давнее обещание Ванееву, познакомить его с католической молодежью – заключенными, работавшими санитарами в Центральной больнице. В книге «Два года в Абези» из их числа персонально выведен только один человек, его реальное имя Ванеев скрыл под псевдонимом Свентонис[19].

Свентонис обратился к Ванееву с просьбой разъяснить основные идеи Карсавина: «Поскольку самого Карсавина в нынешнем его состоянии просить об этом, к сожалению, нельзя  от разговоров может быть вред его здоровью»[20]. Ванеев в течение нескольких встреч подробно объяснял Свентонису идеи Карсавина, в т.ч. сугубо критический взгляд Льва Платоновича на добавление в Кредо (католической версии Символа веры) filioque и существенности с точки зрения Карсавина этой ощибки[21]. Свентонис уклонился от обсуждения догматических разногласий.

Состояние Карсавина резко ухудшалось и поэтому Шимкунас предложил Ванееву поговорить с умирающим об исповеди.  Карсавин, выслушал предложение Ванеева пригласить для исповеди протоиерея Петра[22] и сообщил, что не считает исповедь обязательной: «Разве обязательно нужен о. Петр или кто-то другой? Что изменится от этого? Умирая, человек соединяется с Богом. Бог сам знает, как нужно все утроить»[23]. Впрочем, несмотря на такой довод, Карсавин согласился исповедаться: «Пусть будет так, как хотите Вы и Владас. Пригласите ко мне отца Петра»[24].

Ванеев трижды обращался к православному священнику с просьбой исповедать умирающего Карсавина, священник всякий раз обещал, но так и не пришел. Карсавин, выслушал сообщение Ванеева об этом, спокойно отреагировал: «О.Петр не приходит? Пусть не приходит. На то он и Петр. В таких обстоятельствах церковный канон разрешает вообще обойтись без священника. Любой православный в отношении к умирающему может взять эту обязанность на себя»[25].

Далее Ванеев продолжает: «Обстоятельства сложились так, что любым православным мог быть не кто иной, как только я. Но я не сознавал себя готовым к этой роли и даже не знал толком, как это делается.

Поэтому я сказал:

— Пусть уж лучше это будет хоть католический, но священник.

— Хорошо, — сказал Карсавин, — пусть будет, как решите вы и Шимкунас»[26].

17 июля умирающий исповедался католическому священнику.

Чуть позже исповеди Ванеев увидел на лежащем Льве Платоновиче еще один крест – рядом с подаренным им самим. Карасавин пояснил: «Это Свентонис приходил после исповеди. Поздравлял и захотел подарить крест. Я не возражал, чтобы его не огорчить. Пусть будут два»[27].

19 июля Карсавин передал рукописи Ванееву как духовного наследования и завещания[28].

На следующий день Карсавин скончался[29].

Что касается версии Э.Ф. Зоммера, то в ней есть всего четыре достоверных утверждения об обстоятельствах жизни и смерти Л.П. Карсавина в лагере[30]:

1) Лев Платонович действительно находился в Абези;

2) последнюю исповедь у Карсавина действительно выслушал ксендз.

30 Карсавин действительно умер в абезьском лагере в июле 1952 г.

3) Самым близким человеком к Карсавину был его ученик А. [А.А. Ванеев].

Что касается остальных сообщений Зоммера, обилие очевидных нелепиц заставляет сомневаться в состоянии его душевного здоровья в момент написания некролога, что может быть объяснено тяжестью перенесенных испытаний и особенностями его личности.

Перечислить основные утверждения Э.Ф. Зоммера совершенно необходимо, чтобы в полной мере убедиться в их полной несостоятельности. Итак, по твердому, но ошибочному заявлению Зоммера, смерть Л.П. Карсавина наступила не 20-го, а 12-го июля 1952 г., что противоречит официальному Акту о смерти о кончине 20-го в 7 часов 30 минут[31].

Вопреки сообщению немецкого заключенного, эта смерть случилась не «по ту сторону Полярного круга»[32] и совсем не от мозгового удара[33]. Никогда и никто не отправлял престарелого и больного русского метафизика на штрафные работы[34], а его артериальное давление не могло, разумеется, достигнуть немыслимых для человека значений, зачем-то указанных в статье – 300 х 230 (!) мм рт.ст.[35] Не было у Карсавина ни в ОЛПе № 4, ни где-либо специально выделенной ему персональной «светлой палаты для умирающих» с окном на запад, «чтобы он мог быть наедине со своими мыслями и мог бы пребывать со своими близкими и друзьями на Западе»[36]. Во всем массиве лагерных мемуаров не найти сообщений выделении кому-либо из политзаключенных отдельной светлой палаты в лагере…

Человеку, минимально знакомому с атмосферой и нравами, царившими в заключении в 1930 – 1950 е гг., очевидна полная несостоятельность заявлений, что несчастный умирающий старик, осужденный к тому же за антигосударственную деятельность, пометкой на лагерном деле «Белоэмигрант», внушал уважение не только «вышестоящему лагерному начальству»[37], но «даже охранникам, что жили бездумной растительной жизнью»[38].

Карсавин, вопреки написанному Зоммером, никогда не писал, и не стал бы писать «истолкование Символа веры с католических позиций»[39], к тому же такое, чтобы его целиком бы одобрили представители католического духовенства. Ванеев упоминает в своей книге о созданном Карсавиным комментарии к Символу веры, и о том, что этот текст почти сразу же был изъят при обыске, а воссоздавать его еще раз Лев Платонович отказался[40]. Но А.А. Ванеев хорошо запомнил комментарий и кратко предал в книге его содержание[41], прямо противоположное утверждениям Э.Ф. Зоммера и также содержащее критику filioque. Точка зрения Л.П. Карсавина на эту проблему и в лагере осталась неизменной и соответствовала той, что была изложена в его ранних известных работах[42].

Попутно необходимо особо отметить, что по примеру Льва Карсавина лично к католикам Анатолий Ванеев всегда относился с неподдельным уважением, а с товарищами по заключению католиком Владасом Шимкунасом и капуцином  Станиславом Добровольскисом (1918 – 2005)[43] его до конца жизни связывала полная взаимного доверия братская дружба, и ни один из них никогда не писал и не говорил ничего даже отдаленного похожего на переход Карсавина в католичество.

То, что в карсавинском «Венке сонетов» не 150 сонетов, как сообщил немецкий автор[44], а в десять раз меньше, можно отнести к незначительному недоразумению, также как и то, что при крайне тяжелом состоянии здоровья Карсавина и его постоянном пребывании на больничной койке его просто не могли «всюду видеть в культурно-воспитательной части» ни за читальным столом, ни на скамейке в убогом скверике, ни на соломенной подстилке двухъярусных нар, тем более, «во всегда живой, никогда не утомляющей беседе»[45]. По складу личности Карсавин не мог быть активистом лагерной жизни, а при его политической статье вряд ли кто-то из русских заключенных рискнул бы становиться инициатором сбора средств для осужденных иностранцев, в т.ч. как военные преступники. Подобные действия были бы равны самоубийству.

Слова Зоммера о том, что Карсавин в Абези постоянно перечитывал «Войну и мир»[46], воспринимаются, мягко говоря, очень странными, если помнить о феноменальной памяти Льва Платоновича, и крайне резких карсавинских оценках духовных позиций великого русского писателя[47], а также о том, что Ванеев трижды упоминает имя Толстого только передавая свои разговоры с Н.Н. Пуниным и ничего не пишет о каких-либо книгах Льва Николаевича.

К сообщению о том, что ученик Карсавина А. [Ванеев] «четыре или пять лет он следовал за ним из одного лагеря в другой, устраивая [???] себе подобные перемещения»[48], нельзя отнестись иначе, чем как к совершенно невероятному в реальности: ни один человек отбывавших срок по ст. 58-й УК РСФСР в ГУЛАГе, не мог и заикнуться о возможности подобных «устроений».

Наконец, вершиной нагромождения всех этих совершенно необоснованных сообщений Зоммера в его статье и стало утверждение о переходе Карсавина в католичество. При том оно было подана в высшей степени пафосно, – как «последняя мудрость»[49] русского метафизика, созревшая и твердо принятая им задолго до непосредственного акта обращения – «в предыдущие годы», и, в дополнение ко всему, выразившаяся в форме карсавинского  признания «отклонения Востока от апостольской Матери-церкви и схизмы, длившейся с 1054 года»[50].

Более всего поражает, что в свидетели истинности подобных утверждений Зоммер в своей статье назначил… самого Ванеева: «А. [Ванеев] высказался однажды, что он, «вероятно, пошел бы по этому же пути, если был бы достаточно подготовленным»[51], т. е. и сам бы перешел в Римскую церковь. Вероятнее все Зоммер в желаемом для самого себя смысле, перетолковал фразу Ванеева о неготовности принимать самому исповедь у умиравшего Учителя[52].

О содержании этого некролога и слухах Анатолий Ванеев знал в самых общих чертах от дочерей Карсавина Ирины (1906 – 1987) и Сусанны (1920 – 2003), в они свою очередь – из писем третьей дочери – Марьяны Львовны Сувчинской (1911-1994)[53]. Но можно быть уверенным, что случись Анатолию Анатольевичу познакомиться с текстом Э.Ф. Зоммера, он по своему великодушию и благородству не стал бы комментировать ни этот текст, ни опускаться до личных оценок несчастного католического автора, ставшего пленником слухов и собственных заблуждений.

Тепло его дружбы со многими товарищами по заключению из числа католиков незримо присутствует в отклике Анатолия Анатольевича на дошедшие до него слухи: «Позднее на Западе появилось ошибочное сообщение, будто бы Карсавин перед смертью перешел в католичество. Не думаю, чтобы здесь имела место сознательная ложь. Просто у католиков встречается конфессиональная восторженность и легковерие в свою пользу. Сообщение о том, что Карсавин принял последнее таинство от католического священника, в устной передаче подверглось трансформации вплоть до ошибочного, но сенсационного известия о переходе в католичество. Предположить со стороны Карсавина такой шаг могли только люди, не имевшие никакого представления о нем»[54].

Помимо вышесказанного, необходимо выяснить и то, почему ложные слухи в отношении Л.П. Карсавина широко распространились кругах русской эмиграции. Этому предшествовала и отчасти поспособствовала частная переписка Марьяны Львовны Сувчинской с Татьяной Сергеевной Франк (1886 – 1984), вдовой Семена Людвиговича Франка (1877 – 1950). Вскоре после того, как Э.Ф. Зоммер был освобожден из заключения и смог вернуться в ФРГ, в г. Ройтлинген, он нашел всемирно известную балерину Тамару Львовну Карсавину-Брус (1885 – 1978), сестру Льва Платоновича. В начале апреля 1956 г. Марьяна Львовна сообщала в письме к Т.С. Франк: «Уже месяц тому назад я получила известие о папиной смерти –и по-видимому, из того же источника (в Германии — Reutlingen), что и тётя Тамара. Не написала вам раньше, потому что ждала подтверждения, и имела слабую надежду, что это ошибка. Также мне сообщили адрес немецкого пленного, бывшего с папой в том же лагере Abes-14-B (по-моему, это в восточной Германии). жду от него ответа, надеюсь получить сведения точнее и подробней»[55].

В июне того же 1956 г. года Марьяна Львовна дополнила первое письмо тем, что узнала непосредственно от Ф.Э. Зоммера: «Только вчера получила письмо из Германии от русского немца, бывшего в лагере Абезь (на реке Уссе[56] рядом с Воркутой), где скончался папа.

Он лично не знал папу, т. к. приехал туда через несколько дней после его кончины, но … знал хорошо всех друзей и учеников, бывших заключённых вместе с папой, которые, он пишет, его очень любили, окружали заботами, переписывали его работы»[57].  С высокой степенью вероятности можно предположить, вежливая любезность и тактичность Марьяны Львовны была истолкована Эрихом Зоммером как отсутствие возражений против его сообщений о переходе в католичество ее отца, и это придало ему дополнительную долю уверенности для соответствующей интерпретации услышанного в лагере во вскоре последовавшей статьей в «Orientalia Chrisitana Periodica»…

В 1958 г. Марьяна Львовна смогла установиться связь с вильнюсскими родственниками, узнать от них подробности об отце, но переписка вследствие цензуры имела «краткий и условный» характер[58]. В следующем письме Марьяна Львовна уже вполне четко обозначила свою позицию относительно слухов об обращении отца: «Что касается «принятия католичества», то до меня дошли самые противоречивые слухи по этому вопросу – поэтому я не считаю себя вправе ни говорить, ни писать об этом, и очень бы просила, чтобы и другие действовали подобно мне. Я нахожусь в переписке с разными лицами, и очень возможно, что истинное положение вещей со временем всё-таки выяснится»[59].

Увы, пожеланию Марьяны Львовны, что бы тема ее отца в связи с со слухами о переходе в католичество не обсуждалась, не суждено было исполниться. В 1959 г. в Италии вышла книга питомца Руссикума – католика восточного обряда Пьетро Леони (1909 – 1995)[60] «Шпионы Ватикана» о пребывании в советских лагерях. В Абезь Леони попал спустя целых три года после смерти Карсавина, но среди прочего он уверенно сообщил, что познакомился с находившимся там поляком, апостольским администратором монсеньором Адольфом Кукурузинским (1894 – 1970)[61], в числе «достижений которого обращение русского писателя, философа и поэта Льва Платоновича Карсавина»[62].

Книга П. Леони, как и журнал «Orientalia Chrisitana Periodica» со статьей Э.Ф. Зоммера вышли тиражом всего в несколько сотен экземпляров, но все, что имело отношение к положению верующих в Советской России, внимательно читалось в парижском Свято-Сергиевском православном богословском институте. Можно не сомневаться, что сообщения Зоммера и Леони о переходе Карсавина в католичество, на фоне предыдущих его сложных отношений с профессорской средой, быстро разошлись среди сотрудников. Но самую плохую услугу в распространении ложных слухов, оказали не те, кто недолюбливал Льва Платоновича Карсавина, а Антон Владимирович Карташов, решивший публично выступить в его защиту. Увы, 85-летний доктор церковной истории не дал себе труда основательно продумать возможные отрицательные последствия такого шага.

Все, что было сказано о последнем периоде и смерти Карсавина, Карташов заимствовал у Зоммера и Леони[63]. А два больших заключительных абзаца свое статьи автор сопроводил густым экуменическим пафосом и заявлениями, призванными оправдать Льва Платоновича в том, что он и не совершал: «Человеческая, расовая разность не должна, да на деле и не может заглушить в нашей совести высочайшей истины, что мы все – крещеные, все христиане «едино есьмы», как Отец в Сыне и Сын в Отце. <…> Признаемся по совести, что в данной обстановке, в положении Карсавина in extremis, когда в наличности нет своего православного отца духовного, мы сами приняли бы с признательностью к благому Промыслу Божию такое напутствие, даже и прямо от римо-католика»[64].

Но эти горячие, возвышенные слова только добавили очередную порцию к слухам, тем более что Карташов еще дополнительно и дорисовал картину угасания Льва Платоновича новой и лично  им додуманной подробностью – указанием на принятие Святых Христовых Тайн от «униатского батюшки», отпевшим и похоронившим усопшего[65]. Этот текст после вскоре случившейся кончины самого Карташова опубликовал «Вестник РСХД», и статья, выражаясь языком современных политтехнологов, стала формирующим информационным событием для широкой целевой аудитории русской эмиграции.

В 1962 г. большинство сведений из статьи Э.Ф. Зоммера о пребывании Л.П. Карсавина в лагере еще раз публично пересказала Татьяна Сергеева Франк. Сделала она это в передаче, настроенной на всю ту же русскую аудиторию – на радио «Свобода» (в настоящее время внесено в перечень иностранных организаций, деятельность которых признана нежелательной на территории РФ)[66]. В процессе подготовки этой передачи она получила письмо от Марьяны Львовны Сувчинской, в котором дочь Карсавина сообщала: «№ «Orientalia Christiana Periodica», о котором вы пишите, находится у меня с 1958 г.,   – он был мне вручён самим автором E. F. Sommer’ом, мы с ним в переписке и виделись несколько раз.

Кроме его свидетельства у меня есть другие, и противоречащие[67], поэтому я не нашла возможным говорить об этом, кому бы то ни было.

Этот вопрос остаётся и останется открытым, может быть, ещё надолго»[68].

Темы перехода Л.П. Карсавина в католичество Т.С. Франк не касалась, но ее выступление косвенно укрепило доверие к давней статье Зоммера и в очередной раз закрепило у слушателей неверную дату смерти Льва Платоновича.

В 1972 г. в очередной круглой дате, связанной с годами рождения и смерти Л.П. Карсавина «Вестник РСХД» опубликовал подборку материалов о Льве Платоновиче. Внимание заинтересованных читателей из русской эмиграции к этому номеру было повышенным уже потому, что в нем читатели могли ознакомиться с первым переводом главы о системе философских взглядов Льва Платоновича из «Истории русской философии» Н.О. Лосского[69], изданной в 1951 г. Нью-Йорке[70] годом  позже переизданной в Лондоне.[71].  Текст содержал как высокую оценку отдельных идей Карсавина, так и серьезные упреки в адрес его философской системы, в т.ч. в пантеизме. И в нем же Лосский кратко изложил положения резкой карсавинской критики католицизма за filioque[72].

Но еще больший интерес к этому номеру был обеспечен публикацией ранее неизвестных и созданных в заключении работ самого Льва Карсавина – «О молитве Господней»[73], отрывка утраченного произведения «Об апогее человечества»[74], Венка сонетов[75] и Терцин[76]. Несмотря на то, что статья «О молитве Господней» позволяла сделать уверенный вывод о том, что Лев Платонович и в лагере остался верным своему православному исповеданию догмата об исхождении Святого Духа от Отца[77]. Но это мог понять только сравнительно узкий круг читателей, обладавших компетентностью в богословии. Для большинства же интересовавшихся судьбой крупного русского ученого и философа, вне всяких сомнений, имело то, что нового о нем сообщалось в статье,  прямо названной «Материалы к биографии Льва Платоновича Карсавина 1882 – 1952»[78]. Не подписанные именем автора, они воспринимались как подготовленные редакцией журнала и завершались твердым утверждением: «Перед смертью Лев Платонович исповедался и причащался у католического священника — православный священник, которого несколько раз звали к умирающему, оказался трусом и отказался прийти»[79].

Сегодня можно назвать имя того, кто напрямую был причастен к организации того, чтобы биографии Л.П. Карсавина была опубликована «Вестнике РСХД» с таким финалом. Это важно для ответа на вопрос, имеет ли подобное утверждение множественных свидетелей, или оно обязано своим существованием крайне малому числу лиц или даже одному.

Наличие в биографической справке записки из Центральной больницы, адресованной лично А.А. Ванееву, как будто сразу указывает на его причастность к этой публикации сразу по нескольким причинам. Прежде всего, нельзя забыть, что перевод записки с литовского на русский язык был сделан Антанасом Жвиронасом (1899 –1954), и, как указал Ванеев в книге, «был передан»[80] ему из ОЛПа № 1 в ОЛП № 4, т.е. и записка, и перевод, наверняка, имели копии во избежание изъятия при обысках.

Анатолий Ванеев просто не мог указать неправильную литеру захоронения на могиле Карсавина – П-80, обозначенную в журнале. К моменту публикации он уже без малого как два десятилетия получил из Абези и письма Владаса Шимкунаса с этой литерой, и фотокарточки могилы с этой дощечкой на колышке и номером на ней П-11, сделанные Шимкунасом[81].

Для понимания обстоятельств, в которых возникла памятная публикация о Л.П. Карсавин важно вспомнить о том, что к началу в СССР 1970-х гг. нарастала кампания против А.И Солженицына, а после присуждения писателю Нобелевской премии явственно обозначился курс КГБ на выявление очагов инакомыслия. В связи этим, а также не последнюю очередь после предупреждений о. Станислава Добровольскиса, Анатолий Ванеев резко сократил свою переписку с товарищами по заключению и свел к минимуму свои контакты с друзьями из Литвы.

Но до этого Ванеев в течение многих лет, еще с начала своей ссылки в Инте осенью 1955 г., десятилетиями создавал множественные копии лагерных работ Л.П. Карсавина, чтобы не допустить их утрату. Эти копии он в обязательном порядке направлял в Вильнюс, родным Льва Карсавина и Владасу Шимкунасу. Последний, в свою очередь, дружил с католиками, отбывавшими приговор в Абези и исполнявшими обязанности санитаров больнице, когда там был и умер Лев Карсавин.   Поскольку отличительной чертой биографической справки Карсавина в «Вестнике РСХД» было наличие в ней правильной даты смерти Карсавина – 20 июля 1952 г.  а доступ к архивным делам в СССР в 1972 г был совершенно невозможен, самым вероятным организатором публикаций в «Вестнике РСХД» был известный историк русской философии Е.В. Барабанов, входивший в круг лиц, общения А.А. Ванеева и отца Сергия Желудкова (1909 – 1984)[82], а также кто-то из литовских авторов[83]. На национальность автора публикации указывает характерная ошибка в журнальном тексте, распространенная именно среди литовских авторов: они почти всегда переносят на русский язык правила литовской грамматики, и русское «в Абези» через аналогию написания в литовском варианте склонения – «į Abezės» – становится «в Абезе»[84].

Но в письмах Владаса Шимкунаса нет признаков недостаточного знания им русского языка, он владел им великолепно. Еще важнее то, что после освобождения Шимкунас держался как можно дальше от какой-либо политической деятельности и в конце 1960-х – начале 1970-х был с головой погружен в любимую врачебную деятельность, работал заведующим отделением Ново-Вильнюсской психоневрологической больницы[85]. При этом многолетняя личная переписка между В.Н. Шимкунасом и А.А. Ванеевым содержит большое количество упоминаний об их доверительных дружеских отношениях с бывшими санитарами Центральной больницы в Абези Повиласом Буткявичусом (1923 – 1985), Альфонасасом Сваринскасом (1925 – 2014)[86]. Оба они в указанный период активно продолжали религиозную и националистическую деятельность, и имели через Шимкунаса копии лагерных работ Карсавина[87]. Третьим бывшим литовским заключенным из тех, кто был в Центральной больнице, кто после освобождения входил в близкое окружение В. Шимкунаса, А.Сваринскаса и П.Буткявичуса, а, значит, тоже имел копии карсавинских рукописей, был Владас Насявичус (1909 – 1986).

Из всех этих людей А. Ванеев не был связан какими-либо отношениями с В. Насявичусом. Забегая вперед и отвечая на вопрос о том, кто был автором утверждений в «Вестнике РСХД» за 1972 г. о переходе Л.П. Карсавина в католичество, и о причастии у католического священника, и о «православном священнике, оказавшимся трусом», обозначим, что только в мемуарах В.Насявичуса, опубликованных в 1992 г. в Чикаго, практически в точности все будет повторено еще раз[88].

С начала 1970-х гг. и вплоть до 1983 г. А.А. Ванеев работал над своей книгой «Два года в Абези», но некоторые варианты рукописи через близкое окружение попали в самиздат и получили хождение в очень предварительном, не полном виде, к тому же с появившимися при перепечатках ошибками. Так они и были опубликованы вначале Владимиром Аллоем в его альманахе «Минувшее»[89], а затем в брюссельском издательстве «Жизнь с Богом»[90]. Анатолий Ванеева считал своим долгом знакомить с фрагментами рукописи дочерей Карсавина Ирину и Сусанну, а также своих друзей-католиков Владаса Шимкунаса и Станислава Добровольскиса. Как уже было выше сказано, отсутствие с их стороны каких-либо возражений стали еще одним из подтверждений несостоятельности этих кривотолков. Важно и то, что ксендз Альфонсас Кукурузинский, выслушавший последнюю исповедь Карсавина, никогда не произнес ни слова о каком-либо переходе Льва Платоновича в католичество.

Очередной этап оживления этих слухов проходил на волне религиозно-националистического самоутверждения в Литве и был накрепко связан с последовательной кампанией закрепления его имени в качестве «Литовского Платона»[91], и того, чьи лучшие годы прошли именно в Литве. Последнее тоже не более, чем выдача желаемого за действительное. Зять Карсавина П.П. Сувчинский (1892 – 1085) был одним из близких людей и самых посвященных в семейные тайны семьи Карсавиных.     Он свидетельствовал, что переезд в Литву был добровольной ссылкой, абсолютно жертвенным поступком Льва Платоновича ради материального благополучия семьи: «Постепенно его силы самозащиты – начали сдавать и сдали окончательно, когда он согласился ехать в Литву.  <…> Он принял предложение ехать в Ковно как в ссылку, и я уже ни в чем не мог ему помочь»[92].

Отсутствие сколь либо существенных прижизненных откликов в Литве на труды и деятельность Л.П. Карсавина также указывает на надуманность многих восторженных «свидетельств» популярности русского профессора ученого, появившихся значительно позже – лишь в конце 1980-х – начале 1990-х гг. А обилие крайне критических, язвительных оценок образовательного уровня и научной компетентности своих литовских коллег, звучавших из уст самого Льва Платоновича и отраженных в его уголовном деле[93],  указывают, что и в Каунасе, и Вильнюсе его отношения с университетской национальной средой были далеки от тех взаимных симпатий, какими их изображали в Литве в 1990-е гг.[94] Но в Литве нашлось достаточно тех, кто хотел непременно «национализировать» мыслителя с мировым именем.

14 июня 1989 г. место могилы Л.П. Карсавина в Абези[95] было установлено поисковой экспедицией, организованной автором настоящей статьи при поддержке доктора исторических наук, преподавателя-археолога Сыктывкарского государственного университета В.А. Семенова, иеромонаха Трифона Плотникова, настоятеля Вознесенской церкви села Иб в Республике Коми и др., К экспедиции присоединились бывший абезьский ветеринар сыктывкарец Альгердас Шеренас и его двоюродный брат Йонас[96] Шеренас из Вильнюса.

Уже через месяц после установления места погребения Л.П. Карсавина на лагерное кладбище прибыла специальная литовская католическая делегация под руководством епископа К. Василяускаса. Гости привезли с собой стремительно отлитую из металла мемориальную доску внушительных размеров. Полное имя Л.П. Карсавина на ней было расположено над его русским написанием, а дата смерти соответствовала именно той, что обозначил когда-то в своей статье Э.Ф. Зоммер – 12.VII.1952 г.   Стоит заметить, что ко времени литовской экспедиции действительно верный день кончины Карсавина – 20 июля 1952 г., отраженный в соответствующем выше упомянутом Акте о смерти заключенного, уже был известен, но использование этой даты 12 июля уже  стало своеобразным маркером, сопровождающим слухи и отсылающим к злополучной статье в «Orientalia Chrisitana Periodica». Поразительно, но, несмотря на то что подлинный день смерти давно и многократно назывался в российской и зарубежной научной печати, в т.ч. со ссылкой на документы, дата 12 июля все эти годы упорно воспроизводилась всеми литовскими справочными изданиями, и продолжает значиться таковой в настоящее время, в т.ч. Литовской электронной энциклопедии[97], в литовской версии Википедии[98] и т.д.

Почти сразу после установления могилы Л.П. Карсавина в Литве на правительственном уровне стала обсуждаться идея переноса праха в Вильнюс[99]. Одновременно в литовской печати одна за другой появились публикации о том, что совсем не российская экспедиция, а именно литовские энтузиасты искали и установили место могилы Карсавина[100]. Лишь благодаря вмешательству одного из самых авторитетных в то время в Литве из католических священников Станиславу Добровольскису, узнавшего от автора настоящей статьи о категорических несогласии дочерей Карсавина Сусанны и Марьяны с инициативой перенесения останков, этот проект был остановлен.

11 марта 1990 г. Литва вышла из состава СССР, а уже с мая по август в пяти номерах самого массового журнала «Švyturys»[101] с разовым тиражом каждого выпуская около 200 тысяч экз., был опубликован литовский перевод книги Анатолия Ванеева «Два года в Абези»[102], но в его заметно сокращенной версии. В переводе отсутствовали многие важные факты, в том числе история подробности, связанные с исповедью, важные характеристики героев и т.д.

Публично в литовской печати о себе, как о свидетелях обстоятельств последних дней жизни Льва Карсавина заявили бывшие заключенные абезъского лагеря – Повилас Буткявичус (1923 – 1985), монсеньор Альфонасас Сваринскас (1925 – 2014) и Владас Насявичус (1909 – 1986).  В книге Ванеева описаны его знакомство и диалоги на богословские темы в Центральной больнице, разговоры о Карсавине переданы через героя, получившего от автора имя Свентонис. В действительности за ним скрыты два реальных человека: черты внешности и характера Свентонис получил от Сваринскаса, а содержание диалогов – от тех, что Ванеев в реальности вел с Буткявичусом. Такая творческая конспирация объясняется тем, что А.А. Ванеев, работая над книгой, уже знал о непростых отношениях обоих литовцев с органами советской госбезопасности из-за их правозащитной и религиозно-националистической деятельности этих литовских католиков[103].

Имя Свентонис только на слух русского читателя звучит по-литовски, владеющий же литовским языком человек с этим не согласится.  Такое имя объясняется тем, что у Ванеев слегка исказил литовское слово Švent (швент), что на литовском означает нечто, указывающее на святость, как и производные от этого корня, например, šventikas — священник, šventovė — храм, šventas – святой. П. Буткявичус был выпускником Высшей иезуитской школы[104], А. Сваринскас вскоре после смерти Л.П. Карсавина был тайно в лагере рукоположен[105].

Ванеев так описывает свое общения со Свентонисом, читай, с Буткявичусом: «Свентонис сказал, что обо мне он слышал (от кого же, кроме Шимкунаса?) как об ученике Карсавина и надеется услышать от меня разъяснение основных идей Карсавина, поскольку самого Карсавина в нынешнем его состоянии просить об этом, к сожалению, нельзя, от разговоров может быть вред его здоровью. <…>

Я взглянул на Свентониса с намерением возразить, так как прочно усвоил от Карсавина, что спор о “Филиокве” — не спор о словах, а расхождение, по существу, отобразившееся в различии исторической судьбы Запада и Востока. Но Свентонис поспешно сказал:

—      Догматические несогласия лучше оставить в стороне. Зачем их касаться, особенно, в нашем положении. Гораздо важнее просто узнать друг друга. В этом отношении лагерь имеет позитивное значение. Здесь открывается исключительная в своем роде возможность продуктивных контактов между представителями западного и восточного христианства. Это может послужить сближению Церквей в будущем.

Свентонис говорил с оттенком восторженности. При всех его увлечениях экзистенциализмом и всем прочим он был ортодоксален католической ортодоксальностью. Он проявлял интерес к теоретическим вопросам, но центр его интересов лежал в области практической активности»[106].

П. Буткявичус в 1955 г. по просьбе В. Шимкунаса написал свои воспоминания о коротком общении с Карсавиным[107]. В этих воспоминаниях не только нет ни слова о переходе русского философа в католичество, но, напротив, приводятся критические слова Л.П. Карсавина о В.С. Соловьеве, как о «подпавшем под влияние католицизма»[108]. Буткявичус также процитировал слова самого Карсавина: «Больше всех прочел мои труды и правильно меня понял молодой человек, хоть и намного меня моложе, но мой друг Ванеев»[109].

Сообщения Альфонсаса Сваринскаса о Льве Карсавине увидели свет в 2014 г. в его книге «Nepataisomasis» («Незабываемое»)[110]. Он подчеркнул, что из молодых литовцев собеседником Карсавина в туберкулезном корпусе был именно П. Буткявичус. Воспоминания Сваринскаса содержит много сведений, очевидно заимствованных из книги Ванеева, но поданных от первого лица. В версии, изложенной монсеньором, не Ванеев и не Шимкунас, а именно он, Сваринскас, инициировал приглашение к Карсавину отца Петра. События в этом изложении отличаются взвинченной драматизацией того, как, якобы, отреагировал Лев Платонович на то, что православный священник не пришел выслушать его исповедь: «Профессор закрылся на три дня и ни с кем не разговаривал. Потом он сказал: «Я отдал свою жизнь Православию, а перед моей смертью отец Петр не хочет выслушать мою исповедь», и попросил пригласить католического священника»[111]. Но и при столь явно искусственно экзальтированном характере изложения А. Сваринскас удержался от каких-либо утверждений о переходе Льва Карсавина в католичество.

Уже упоминавшийся Владас Насявичус с молодости был человеком крайне политизированным.  С 1935 г. он изучал экономику в Каунасском университете Витаутаса Великого, одновременно учился на юридическом факультете. Уже во время учебы работал в аппарате литовского министерства сельского хозяйства. С 1938 г., был членом правления «Ассоциации поддержки иностранных литовцев», и его работа была связана с организацией секретных связей с литовцами, проживавших в других странах. В 1939 – 1940 гг. он входил в штаб ультраправого Фронта активистов Литвы (ЛАФ), считался главным кандидатом на пост министром внутренних дел Временного правительства в случае свержения советской власти[112]. В абезьском лагере заключенный В. Насявичус исполнял обязанности бухгалтера Центральной больницы.

В своих мемуарах Насявичус[113] передает речь Карсавина совершенно не соответствующим стилю и лексике русского мыслителя. Невозможно представить, чтобы Карсавин произносил тот пространный многословный панегирик, что вложил в его уста Насявичус: он состоит практически целиком из митинговых лозунгов  о кровавой оккупации, порабощении и уничтожении маленького литовского народа, неравной кровавой борьбе литовцев с поработителями, оправдании вооруженного сопротивлении и т.п. Изложенное Насявичусом числе резко противоречит и тому, как передал диалог Карсавина и «дяди Р.» [Насявичуса] П. Буткявичус[114].

Наконец, слова Насявичуса о жадном духовном общении литовской молодежи с умиравшим мыслителем[115] опровергнуты не кем-либо, а самим Карсавиным, написавшем Ванееву записку из Центральной больницы: «Литовцев мало. Это искренние люди, которые по отношению ко мне проявляют большую заботу. Но моя и интеллектуальная и духовная жизнь их, в сущности, не интересует»[116].

Как уже было сказано, именно Насявичус, полностью повторил давние утверждения текста материалов к биографии Карсавина, анонимно и кратко изложенные «Вестником РСХД» в 1972 г. Правда, к ним он добавил новые в действительности невозможные подробности: теперь уже не Ванеев и не Шимкунас, и не Сваринскас, а он, – Насявичус, пригласил к Карсавину православного священника Петра Алексеевича Чельцова. А когда Лев Платонович узнал, что о. Петр, якобы, из страха за свое место не придет, он, обращаясь к Насявичусу, будто бы «решительно завил:

– Бог хочет, чтобы я умер католиком. Православная церковь боится, не решается помочь мне в такой час. Видно, что она не способна проводить умирающих узников в вечность. Может быть, Вы сможете найти католического священника и пригласить его ко мне. Я приму и буду исповедовать католицизм, исповедуюсь и приобщусь Святых Тайн. Я возьму все это в вечность, где пребывают Истина и Счастье»[117].

Для убедительности Насявичус дополнил свой рассказ описанием совершенно театральной сцены своего прощания с Карсавиным: в ней были и слова умирающего о будущем ударе колокола, возвещающим литовскую свободу и независимость, и патетическое восклицание Льва Платоновича:

– Пусть же литовский народ знает, что Карсавинас умер католиком»[118].

Но и этого автору мемуаров показалось недостаточным, и он завершил свой рассказ о прощании так: «Затем измученные костлявые руки схватили мою голову. Профессор поцеловал меня в лоб, в глаза. Наши заплаканные лица оба увлажнили щеки друг друга.

–  Дорогой мой, в Вашем лице я прощаюсь с литовской нацией, с ее интеллигенцией, с ее академической молодежью, помоги Вам Бог!..

Святая серьезность царила во всей палате. Когда я встал и посмотрел на больных в палате, многие из них были в слезах, видя самое искреннее прощание старого, глубокого учёного, профессора, русского и литовца»[119]

Ничего близкого к подобной взвинченности, тем более к очевидно придуманным сценам не найти в сдержанном, полного духовного благородства рассказе Ванеева. Он не только усомнился в искренности заблуждавшихся католиков, но даже очень скупо выразил свою оценку православного священника, не пришедшего, хоть и трижды и обещавшего это сделать: «Трудно разобраться в мотивах поведения человека. Бывают в поведении людей провалы и загадки, которым не находится объяснения. Так и в истории с о. Петром»[120].

На этом трудную и малоприятное исследование происхождения и опровержению ложных слухов в отношении Л.П. Карсавина можно было бы завершить, но будет несправедливо возложить всю меру ответственности за их распространение на выше указанных лиц. Увы, этому вольно и невольно посодействовали некоторые наши соотечественники. Так в 1994 г. без необходимых комментариев в составе тома «Малые сочинения» была перепечатана вышеназванная статья А.В. Карташова[121]. Попутно заметим, что в том же томе со ссылкой на ничем не обоснованные утверждения священника Д.С. Дудко[122] Льву Платоновичу был приписан и опубликован текст некой молитвы.

О. Дмитрий Дудко с 1957 г. находился в переписке с Анатолием Ванеевым, и, упоминая Карсавина, сообщал только о прочитанных им давно изданных работах Льва Платоновича, но никогда и ничего не писал об обнаружении ранее неизвестных текстов. Ванеев критически оценил религиозно-философские способности Д.С. Дудко, на одном из полученных писем он коротко резюмировал: «Мало темперамента; огонек теплится, а не горит, светит, а не сияет. Нет звучания «хрустальных сфер»[123]. <…> Сбивается на проповедь»[124]. Ни в сохраненном массиве этой переписки, ни во всем архиве Ванеева нет никаких документов, указывающих на существование текста Карсавина со словами опубликованной молитвы.

В 2012 г. на русский язык был переведен текст некролога Э.Ф. Зоммера и издан без подробных комментариев о содержащихся в нем многочисленных ошибках и недостоверных слухах[125]. Перевод был помещен в солидный академический том наравне с текстами самых авторитетных специалистов. Составитель – С.С. Хоружий, имевший высокий научный авторитет, к сожалению, не дал себе труда тщательно опровергнуть несостоятельность сведений в статье Ф.Э. Зоммера о жизни Карсавина лагере, напротив, он отметил их ценность. Утверждения Зоммера о переходе в католичество уважаемый Сергей Сергеевич прокомментировал очень общими словами о том, что в повествовании присутствует «известная доля апокрифичности»[126]: «Эта версия, – написал уважаемый автор – вовсе не отвечает действительности. Жизнь сделала так, что сегодня мы можем уверенно поправлять Зоммера»[127]. В том же 2012 г. подобным же образом, т.е. без каких-либо опровергающих пояснений о ложности утверждений автора в отношении Льва Карсавина был издан русский перевод книги Пьетро Леони[128].

Увы, эти печальные факты в сфере издательского дела совершенно блекнут перед тем, что произошло в, по-видимому, несчастливом для дела сохранения памяти о Л.П. Карсавине все том же 2012 г. Но теперь уже речь пойдет о событиях, непосредственно связанных с могилой Льва Платоновича Карсавина в Абези.

Чудом сохранившееся там лагерное кладбище еще с 1999 г. включено в перечень памятников истории и культуры местного (республиканского) значения, т.е. получило официальный государственный статус особо охраняемого объекта[129]. Но это не помешало некой гражданке Т.Я. Подрабинек свободно и при явном попустительстве уполномоченных надзорных органов изготовить, привезти и установить на могиле Льва Карсавина могильную плиту черного гранита, оскорбительную для его памяти.

 

Вряд ли кто-то из указанных благотворителей, содействовавших этой общественнице из администрации Инты, властей подмосковной «Электростали» и других организаций[130] мог глубоко вникнуть в содержательную часть поддержанного ими проекта. По капризу инициатора установки плиты вместо строгого православного креста мастера ритуального агентства высекли на камне крайне упрощенную схему карсавинского рисунка, не предназначенного для публичного тиражирования[131]. Лишенная изначальных важных библейских понятий, запечатленных Карсавиным на исходном авторском варианте, порождает у приезжающих поклониться могиле ложные ассоциации с учениями гностиков, каббалой, теософией.

Что же касается вырубленных на каменной поверхности надписей, то они содержат пять (!) грубейших ошибок. Датой упокоения Карсавина на его же собственной могиле значится не 20-е число, а все тоже, – «зоммеровская» дата – 12. Месяцем смерти на памятнике указан не июль, а … июнь. В метрической книге Вознесенкой церкви Санкт-Петербурга днем рождения Л.П. Карсавина указан 30 ноября по старому стилю[132], а не 1 декабря. Таким образом на плите одновременно некорректно смешано в одной строке использование двух календарей – юлианского и григорианского.

Наконец, вместо привычной православному взгляду надписи на кресте – NIKA, перед всеми пришедшими почтить память Льва Платоновича на плите значатся бессмысленное NIKO.

Появление этого памятника, как водится, сопровождалось бравурными теле-, радио- и газетными реляциями[133]. Поскольку за минувшие годы все эти указанные вопиющие несуразности не привлекли ничье внимания, наличие такой плиты в действительности можно считать скорбным символом нынешней действительности. Она – материально выраженная укоризна нам в равнодушии к собственной исторической памяти, в отсутствии должного почтения к памяти об одном из самых значительных православных мыслителей России, заслужившем преклонение полным мужества и духовного величия завершением своей жизни.

 Для цитирования см. здесь:

 ТРУДЫ КАФЕДРЫ БОГОСЛОВИЯ

Научный журнал

Санкт-Петербургской Духовной Академии

Русской Православной Церкви № 3 (23) 2024

Источники и литература

1. Ванеев А.А. Два года в Абези. // Ванеев А.А. Два года в Абези. В память о Л.П. Карсавине. Bruxelles: Жизнь с Богом; Paris: La presse libre, 1990. С. 5–189.
2. Ванеев А.А. Два года в Абези. // Минувшее,1988, № 6. Paris: Atheneum. С. 54–203.
3. Ванеев А. А. Два года в Абези. // Наше наследие. Общественно-политический и литературно-художественный и научно-популярный журнал Советского фонда культуры и Госкомпечати СССР. 1990, № 3 (15). М., 1990. С. 61–83.
4. Ванеев А. А. Два года в Абези. Окончание. // Наше наследие. Общественно-политический и литературно-художественный и научно-популярный журнал Советского фонда культуры и Госкомпечати СССР. 1990, № 4 (16). С. 81–103.
5. В Инте установили памятник Льву Красавину. // Репортаж Коми республиканского телевизионного канала «Юрган». 17.07.2012. URL: https://www.youtube.com/watch?v=bk4Pcgn_uFo(дата обращения 16.03.2024)
6. Деяние Юбилейного Освященного Аpхиеpейского Собоpа Русской Пpавославной Цеpкви о собоpном пpославлении новомучеников и исповедников Российских XX века. Москва, Храм Христа Спасителя.

13–16 августа 2000 г. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjatykh/paterik-novokanonizirovannyh-svjatyh/1_60 (дата обращения 15.03.2024).

7. Жвиргждас. О Л.П. Карсавине. Приложение 2. // Морозов Н.А. Особые лагеря МВД СССР в Коми АССР (1948-1954 гг.). Сыктывкар: СГУ. 1998. С.141–144.
8. Зайцева Ю. В Абези на могиле русского религиозного философа Л.П. Карсавина установлен памятник. // Благовест-инфо. 11.2012 г. URL: https://www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=3&id=50091 (дата обращения 15.03.2024).
9. Зоммер Э.Ф.  О жизни и смерти русского метафизика. Запоздалый некролог Льва Карсавина († 12.7.1952). // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 455–466.
10. Иванов К.К. А. Ванеев – ученик Л. Карсавина. // Иванов К.К. Камни. Санкт-Петербург: без изд. 2016. С. 26 – 33.
11. Карсавин Л.П. Венок Сонетов. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059), С. 298–304.
12. Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея. Петербург: Academia, 1922.  120 с.
13. Карсавин Л.П. Отрывок утраченного произведения «Об апогее человечества». // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059), сс.289–297.
14. Карсавин Л.П. О личности. // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. Том I. М.: «Ренессанс», 1992. С. 3–234.
15. Карсавин Л.П. О сущности православия // Карсавин Л.П. Сочинения. М.: Раритет, 1993. С. 364 С. 359–402.
16. Карсавин Л.П. София земная и горняя // Карсавин Л.П. Малые сочинения. СПб.: Алетейя, 1994. С. 76 – 98.
17. Карсавин Л.П. Терцины. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059). С. 304–318.
18. Карсавин Л.П. Уроки отреченной веры. // Евразийский временник. Париж. 1925, № 4. C. 66–81.
19. Карташов А.В.  Лев Платонович Карсавин. (1882—1952). // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк. 1960, №№ III-IV(58-59). C. 72–79.
20. Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. 527 с.
21. Леони П. «Шпионы Ватикана…» О трагическом пути священников-миссионеров: воспоминания Пьетро Леони, обзор материалов следственных дел. М.: Братонеж, 2012. 448 с.
22. Личное дело заключенного № 029095 Карсавина Льва Платоновича. Особый лагерь МВД. Листов 44. // Личный архив автора.
23. Лосский Н. О. Лев Платонович Карсавин. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж– Нью-Йорк. 1972, №№ II-III (104-1059). C. 254–270.
24. Материалы к биографии Льва Платоновича Карсавина. 1882 – 1952. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк. 1972, №№ II-III (104-1059). C. 250–253.
25. Нилогов А.С., Богданова И.И. К генеалогии русских историков XVIII-XX веков (по материалам метрических книг Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга) // Genesis: исторические исследования. 2017, № 8. С. 112 — 126. URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=19569 (дата обращения 14.03.2024).
26. Письма В.Н. Шимкунаса к А.А. Ванееву от 21.05.1955 г. и от 30.05.1955 г. // Письма Шимкунаса Владаса, врача стационара в Абезьском лагере (Вильнюс, пос. Абезь), Шимкунас Леонтины, его жены, Ванееву А.А.  Российский государственный архив литературы и искусства СПб (РГАЛИ). Фонд № Р-1012. Опись № 1. Дело № 86.
27. Письма Дудко Дмитрия Сергеевича, священника РПЦ, писателя (г. Загорск), Ванееву А.А. // Российский государственный архив литературы и искусства СПб (РГАЛИ). Фонд № Р-1012. Опись № 1. Дело № 66.
28. Письма М. Л. Сувчинской к Т. С. Франк. // Оболевич Т. Семён Франк, Лев Карсавин и евразийцы. М.: Модест Колеров, 2020. (Исследования по истории русской мысли. Т. 24.). С. 175–181.
29. Письма С.Л. и И.Л. Карсавиных к А.А. Ванееву. // Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ) СПб. Фонд Р-1012. Ванеев Анатолий Анатольевич (1922–1985) – поэт, религиозный философ. Опись 1. Дела №№ 71; 72.
30. П. П. Сувчинский – М. В. Юдиной. 12 марта 1962 г.  // Юдина М. В. Дух дышит, где хочет. Переписка 1962–1963 гг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 67.
31. Свящ. Дмитрий Дудко. О нашем уповании. Беседы. Москва 1974. Париж: YMCA-PRESS. 1975. 271 с.
32. Указ Главы Республики Коми от 14.01.1999 № 6 «О включении объектов исторического и культурного значения в перечень памятников истории и культуры местного (республиканского) значения». // Газета «Республика» от 02 февраля 1999 (N19). Сыктывкар, 1999 г. С.2.
33. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28.09.1955 г. «О досрочном освобождении и репатриации немецких военнопленных, осуждённых судебными органами СССР за совершенные им преступления против народов Советского Союза в период войны» // Сборник Законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета 1938 – июль 1956. М., Издательство юридической литературы, 1956. С. 411–414.
34. Уголовное (следственное) дело Льва Платоновича Карсавина. L. Karsavino baudžiamoji byla // Lietuvos ypatingasis archyvas (Особый архив Литвы). F. К.-1. Оп. 58, b. П-11972-ЛИ.
35. Франк Т.С. Памяти Льва Платоновича Карсавина / Публ. Т. Оболевич // Философский полилог. 2018. № 4. С. 87–89.
36. Хоружий С.С. Жизнь и учение Льва Карсавина. // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). 2012. С. С. 92. С. 30–96.
37. Хоружий С.С. Русский философ в Литве: A CASE STUDY. // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 436 – 454.
38. Чепайтите М. Патер. Отец Станисловас Добровольскис. М., Издательство францисканцев, 2023. С. 511.
39. Шаронов В.И. К истории мифа о переходе Л. П. Карсавина в католичество. // Слово. ру: Балтийский акцент. Калининград, 2016, т. 7, № 2. С.88 – 96.
40. Шаронов В. Одиннадцатая в бесконечном ряду. На сохранившемся кладбище заключенных в Абези найдена могила Л. П. Карсавина // Молодежь Севера. 1989. 25 июня. № 76 (6182) Сыктывкар. С.3;
41. Шаронов В. Одиннадцатая в бесконечном ряду. Окончание. // Молодежь Севера. 1989. 30 июня. № 77 (6183). Сыктывкар. С. 3.
42. Юдина М.В. В искусстве радостно быть вместе. Переписка, 1959-1961 гг. М.: РОССПЭН, 2009. 814 с.
43. Шаронов В.И. «Он всегда был русским…» Памяти Льва Платоновича Карсавина. Специальное приложение к газете «Русская мысль». № 3828, 18 мая 1990 г., Париж. 1990. С.1-4.
44. Шеренас А. Как была найдена могила Льва Карсавина. согласие. Вильнюс, 1991, № 9 (83). С. 5 –6.
45. Юдина М. В. Дух дышит, где хочет. Переписка 1962–1963 гг. М.: РОССПЭН, 2010. 854 с.
46. Vladas Šimkūnas. // Visuotinė lietuvių enciklopedija. URL: https://www.vle.lt/straipsnis/vladas-simkunas/ (дата обращения 17.03.2024).
47. Lossky N. O. History of Russian Philosophy. New York: International University Press, 1951. 416
48. Lossky N. O. History of Russian Philosophy. London: George Allen and Unwin Ltd, Ruskin bouse museum street, 1952. 416 p.
49. Kocienė S. Gydytojas ir bibliografas Vladas Šimkūnas. // Medicinos bibliografijos raida ir svarba mokslininkui. Konferencijos medžiaga. Vilnius, Lietuvos medicinos biblioteka. 2018. P. 64. P. 62 – 67.
50. Levas Karsavinas. // Lietuviškojoje Vikipedijoje. URL:https://lt.wikipedia.org/wiki/Levas_Karsavinas (дата обращения 16.03.2024).
51. Levas Karsavinas. // Vilnijos Vartai. Vilniaus apskrities bibliotekų kraštotyros. URL:https://www.vilnijosvartai.lt/personalijos/levas-karsavinas/ (дата обращения 16.03.2024).
52. Mureika J.  Levas Karsavinas. // Visuotinė lietuvių enciklopedija. URL:https://www.vle.lt/straipsnis/levas-karsavinas/ (дата обращения 16.03.2024).
53. Politiniam kaliniui, pogrindžio spaudos leidėjui, gydytojui Povilui Butkevičiui – 100. // Bernardinai.lt. 26.05.2023. URL:https://www.bernardinai.lt/politiniam-kaliniui-pogrindzio-spaudos-leidejui-gydytojui-povilui-butkeviciui-100/ (дата обращения 16.03.2024).
54. Povilas Butkevičius (1923). // Vikipediją. URL:https://www.wiki-data.lt-lt.nina.az/Povilas_Butkevi%C4%8Dius_(1923).html (дата обращения 16.03.2024).
55. Sommer E. Vom Leben und Sterben eines russischen Metaphysikers. Ein verspäteter Nachruf auf Leo Karsavin (†7.1952). // Orientalia Christiana Periodica, 1958, XXIV, pp. 129-141.
56. Nasevičius V. Profesorius Leonas Karsavinas paskutinėje savo gyvenimo stotyje. // I laisve. Rezistencinės minties ir kultūros žurnalas. 1992?  Nr. 114 (151). Chicago, IL. Center for Lithuanian Studies. P. 22 – 32.
57. Svarinsko A. Profesorius Levas Karsavinas. // Svarinsko A. Nepataisomasis. Vilnius, Versmė. 2014. P. 123 – 132.
58. Vaneevas A. Dveji metai abezeje. // Švyturys. Vilnius. 1990, №№ 12-15.
59. Vladas Nasevičius laiškuose rašytojui Antanui Vienuoliui. // Eetaplius.  2020 m. Vasario 28 d. URL: https://etaplius.lt/naujiena/vladas-nasevicius-laiskuose-rasytojui-antanui-vienuoliuiŠerėnas, Algirdas. Apie Levo Karsavino kapą // Literatūra ir menas. – 1989, rugs. 9, 12
60. Žvirgždas. 8.VII.1955. [Butkevičius P.] // Vilniaus universiteto bibliotekos rankraščių skyrius. (Отдел хранения рукописей Вильнюсского университета). F. 151, Ap. 22.

 

 

[1] Место захоронения Л.П. Карсавина было установлено в 1989 г. на бывшем лагерном кладбище у поселка Абезь в Республике Коми, расположенного в нескольких километрах до Полярного круга.

[2] Карсавин Л.П. О личности. // Карсавин Л.П. Религиозно-философские сочинения. Том I. М.: «Ренессанс», 1992. 226 с.

[3] Эта встреча состоялась в ходе поисков по установлению места захоронения Л.П. Карсавина в Вильнюсе.

[4] Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28.09.1955 г. «О досрочном освобождении и репатриации немецких военнопленных, осуждённых судебными органами СССР за совершенные им преступления против народов Советского Союза в период войны» // Сборник Законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета 1938 – июль 1956. М., Издательство юридической литературы, 1956. С. 411–414.

[5] Sommer E.  Vom Leben und Sterben eines russischen Metaphysikers. Ein verspäteter Nachruf auf Leo Karsavin († 12.7.1952). // Orientalia Christiana Periodica, 1958, XXIV, pp. 129-141.

[6] Зоммер Э.Ф.  О жизни и смерти русского метафизика. Запоздалый некролог Льва Карсавина († 12.7.1952). // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 460.

[7] Иванов К.К. А. Ванеев – ученик Л. Карсавина. // Иванов К.К. Камни. Санкт-Петербург: без изд, 2016. С. 26–33.

[8] См., например: Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. сс.92; 456; Шаронов В.И. К истории мифа о переходе Л. П. Карсавина в католичество. // Слово. ру: Балтийский акцент. Калининград, 2016 Т. 7 № 2. С.88–96.

[9] В настоящей статье мы используем единственно верный и полный среди всех опубликованных текст этой книги, прошедший тщательную сверку с рукопись автора, в журнале «Наше наследие» в 1990 г.:   Ванеев А. А. Два года в Абези. // Наше наследие. Общественно-политический и литературно-художественный и научно-популярный журнал Советского фонда культуры и Госкомпечати СССР. 1990, № 3 (15). М., 1990. С. 61-83 и Окончание в том же издании, № 4 (16), С. 81-103.

Остальные варианты текста книги, изданные в печатном виде или размещенные в Сети, имеют ошибки, отсутствующие слова и целые фрагменты.

Далее для краткости и экономии места при цитировании нами используется сокращение: Два года. №3 или №4 и указывается соответствующая страница.

[10] Уголовное (следственное) дело Льва Платоновича Карсавина. L. Karsavino baudžiamoji byla // Lietuvos ypatingasis archyvas (Особый архив Литвы). F. К.-1. Оп. 58, b. П-11972-ЛИ.

[11] Личное дело заключенного № 029095 Карсавина Лва Платоновича. Особый лагерь МВД. Листов 44. // Личный архив автора. Ксерокопия дела была получена в 1989 г. из Архива МВД Коми АССР по запросу газеты «Молодежь севера» в ходе поисков автора места нахождения могилы Л.П. Карсавина.

[12] 21 лист из истории болезни Л.П. Карсавина вложен в его Личное дело.

[13] Далее использованы данные, изложенные в книге А.А. Ванеевым и подтвержденные документами выше указанных Уголовного дела, Личного дела и Истории болезни заключенного. По причине множественности приводимых фактов листы дел указываются выборочно.

[14] Шимкунас Владас Никодимович, лагерный врач (патологоанатом), близко опекавший и заботившийся о Л.П. Карсавине. Осужден по ст. 58 УК РСФСР. Находился в заключении в Минлаге 1945 по 1953 гг. После освобождения остался работать врачом в ОЛП №4 в Абези, в 1956 г. вернулся в Литву. Его трудами сохранены опознавательные знаки могилы Л. П. Карсавина, их фотофиксация, благодаря чему в значительной степени ее место расположения удалось установить.

[15] Два года, № 3, с. 78.

[16] Два года, № 4, с. 87.

[17] Там же, с. 88.

[18] Там же, с. 94.

[19] О том, кто и по какой причине был скрыт А.А. Ванеевым под именем Светонис см. ниже.

[20] Два года, № 4, с. 93.

[21] Там же, с. 83, 93.

[22] Два года, № 4, с. 93.

Из соображений духовной деликатности А.А. Ванеев не назвал в своей книге некоторых участников событий полными именами. В т.ч. о. Петра, под чьим именем в книге скрыт реальный священник Петр Алексеевич Чельцов (1888-1972). В 2000 г. он был причислен к лику святых и почитается как Святой Праведный Петр Великодворский. См.: Деяние Юбилейного Освященного Аpхиеpейского Собоpа Русской Пpавославной Цеpкви о собоpном пpославлении новомучеников и исповедников Российских XX века. Москва, Храм Христа Спасителя, 13–16 августа 2000 г. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjatykh/paterik-novokanonizirovannyh-svjatyh/1_60 (дата обращения 15.03.2024)

[23] Два года, № 4, с. 95

[24] Там же.

[25] Там же, с. 98.

[26] Там же, с. 98.

[27] Там же.

[28] Там же, с. 100.

[29] Там же, с. 101.

[30] Здесь и далее используется русский перевод статьи Э.Ф. Зоммера, осуществленный и опубликованный С.С. Хоружим. См.: Зоммер Э.Ф.  О жизни и смерти русского метафизика. Запоздалый некролог Льва Карсавина († 12.7.1952). // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 455–466.

Для экономии места при цитировании и в ссылках используется перевод данной статьи, кратко обозначенный как «Зоммер», с указанием соответствующей страницы.

[31] Акт о смерти 20 июля 1952 г. Рукописная версия. // Личное дело заключенного. Лист. 42 (60).

А также см.: Акт о смерти 20.07.1952. На бланке с печатью.  Уголовное (следственное) дело Л.П. Карсавина. Лист. 270.

[32] Зоммер, с. 458.

[33] Зоммер, с. 459.

[34] Зоммер, с. 458.

[35] Там же. Записи в Истории болезни Л.П. Карсавина свидетельствуют о максимальных значениях его давления 165 х 80 и температуре, указанной Львом Платоновичем в приведенной выше записке к А.А. Ванееву.

[36] Зоммер, с. 459.

[37] Там же, с. 460.

[38] Там же, с. 456.

[39] Там же, с. 461.

[40] Два года, № 3, с. 83.

[41] Там же, с. 82 – 83.

[42] См.: Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея. Петербург: Academia, 1922.  120 с.; Карсавин Л.П. Уроки отреченной веры. // Евразийский временник. Париж. 1925, № 4. C. 66–81 и др.

[43] Добровольскис Станислав, O.F.M.Cap, (в миру Альгирдас Миколас Добровольскис), католический монах-францисканец. С 1946 по 1956 гг. находился в заключении в лагерях Инты и Воркуты. Был широко известен среди религиозной интеллигенции СССР, дружил со многими известным деятелями культуры и искусства. См. подробнее: Чепайтите М. Патер. Отец Станисловас Добровольскис. М., Издательство францисканцев, 2023. 511 с.

[44] Зомер, с.465.

[45] Там же.

[46] Там же.

[47] Карсавин Л.П. О сущности православия // Карсавин Л.П. Сочинения. М.: Раритет, 1993. С. 359–402.

[48] Зоммер, с. 460.

[49] Там же, с.462.

[50] Два года, № 4, с.98.

[51] Зоммер, с. 462.

[52]  Два года, с. 98.

[53] Письма М. Л. Сувчинской к Т. С. Франк. // Оболевич Т. Семён Франк, Лев Карсавин и евразийцы. М.: Модест Колеров, 2020. (Исследования по истории русской мысли. Т. 24.). С. 175–181.

Кроме того, в сообщениях между разделенными родственниками участвовал много гастролировавшая всемирно известная пианистка М.В. Юдина (1899-1970). Юдина близко дружила с Л.П. Карсавиным, была убежденной православной прихожанкой и остро переживала жизненную драму Льва Платоновича. Она и после его смерти находилась в длительной переписке семьей Сувчинских и с Карсавиными. См.:  Юдина М.В. В искусстве радостно быть вместе. Переписка, 1959-1961 гг. М.: РОССПЭН, 2009. 814 с.; Юдина М. В. Дух дышит, где хочет. Переписка 1962–1963 гг. М.: РОССПЭН, 2010. 854.

[54]  Два года, № 4, с. 98.

[55] Письма М. Л. Сувчинской к Т. С. Франк. // Оболевич Т. Семён Франк, Лев Карсавин и евразийцы. М.: Модест Колеров, 2020. (Исследования по истории русской мысли. Т. 24.), с. 175.

[56] Правильно, река Уса.

[57] Письма М. Л. Сувчинской к Т. С. Франк. // Оболевич Т. Семён Франк, Лев Карсавин и евразийцы. М.: Модест Колеров, 2020. (Исследования по истории русской мысли. Т. 24.), с. 176.

[58] Там же, с. 178.

[59] Там же, с. 179.

[60]  Леони Пьетро, SJ, он же по документам, полученным в СССР, Пётр Ангелевич Леони, итальянский католический священник, член ордена иезуитов, в 1945 – 1955 гг. отбывал наказание в СССР по ст.58 УК РСФСР, участник Русского апостолата.

[61] Кукурузинский Адольф Феликсович, польский католический священник, доктора канонического права. После освобождения о фашистов Луцка в 19444 г. был арестован, приговорен к 10 годам ИТЛ и отправлен в Минлаг. В 1955 был освобожден, вернулся в Польшу, служил в гг. Ополе и Прушкове.

[62] Цитируем автора по русскому переводу. См.: Леони П. «Шпионы Ватикана…» О трагическом пути священников-миссионеров: воспоминания Пьетро Леони, обзор материалов следственных дел. М.: Братонеж, 2012. С. 357.

[63] Карташов А.В.  Лев Платонович Карсавин. (1882—1952). // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк. 1960, №№ III-IV (58-59). C. 72–79.

[64] Там же, с. 78.

[65] Там же.

[66] Франк Т.С. Памяти Льва Платоновича Карсавина / Публ. Т. Оболевич // Философский полилог. 2018,

№ 4. С. 87–89.

[67] А.А. Ванеев с момента освобождения и до своей смерти был близким другом вильнюсских родственников Л.П. Карсавина, они многократно гостили другу у друга. Письма дочерей Ирины и Сусанны Карсавиных к Анатолию Ванееву свидетельствуют об абсолютном доверии между ними на протяжении всех отношений. См.: Письма С.Л. и И.Л. Карсавиных к А.А. Ванееву. // Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ) СПб. Фонд Р-1012. Ванеев Анатолий Анатольевич (1922–1985) – поэт, религиозный философ. Опись 1. Дела №№ 71; 72.

[68] Письма М. Л. Сувчинской к Т. С. Франк. // Оболевич Т. Семён Франк, Лев Карсавин и евразийцы. М.: Модест Колеров, 2020. (Исследования по истории русской мысли. Т. 24.). С. 179-180.

[69] Н. О. Лосский Лев Платонович Карсавин. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк. 1972, №№ II-III (104-1059). C. 254–270.

[70] N. O. Lossky, History of Russian Philosophy. New York: International University Press, 1951. 416 p.

[71] N. O. Lossky, History of Russian Philosophy. London: George Allen and Unwin Ltd, Ruskin bouse museum street. 1952. 416 p.

[72] Н. О. Лосский Лев Платонович Карсавин. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк. 1972, №№ II-III (104-1059), с. 266.

[73] Карсавин Л.П. О молитве Господней. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059). С. 275–288.

[74] Карсавин Л.П. Отрывок утраченного произведения «Об апогее человечества». // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059). С. 289–297.

[75] Карсавин Л.П. Венок Сонетов. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059). С. 298–304.

[76] Касравин Л.П. Терцины. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059). С.304–318.

[77] Лосский Н.О. Лев Платонович Карсавин. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк, 1972, №№ II-III (104-1059), с. 273.

[78] Материалы к биографии Льва Платоновича Карсавина. 1882 – 1952. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк. 1972, №№ II-III (104-1059). C. 250–253.

[79] Там же, с. 253.

[80] Два года, № 4, с. 87.

[81] Письма В.Н. Шимкунаса к А.А. Ванееву от 21.05.1955 г. и от 30.05.1955 г. // Письма Шимкунаса Владаса, врача стационара в Абезьском лагере (Вильнюс, пос. Абезь), Шимкунас Леонтины, его жены, Ванееву А.А.  Российский государственный архив литературы и искусства СПб (РГАЛИ). Фонд № Р-1012. Опись № 1. Дело № 86.

[82] Общее мнение лиц, вовлеченных события тех лет. – В.Ш.

[83] Таким человеком мог быть литовский историк Винцас Трумпа (1913 – 2002) или кто-то из бывших заключенных.

[84] Там же, с. 275.

[85] Vladas Šimkūnas. // Visuotinė lietuvių enciklopedija.  URL: https://www.vle.lt/straipsnis/vladas-simkunas/

[86] Письма В. Н. Шимкунаса к А. А. Ванееву от 12.07.1955 г.; от 10.02.1956 г. и др. // Письма Шимкунаса Владаса, врача стационара в Абезьском лагере (Вильнюс, пос. Абезь), Шимкунас Леонтины, его жены, Ванееву А.А.  Российский государственный архив литературы и искусства СПб (РГАЛИ). Фонд № Р-1012. Опись № 1. Дело № 86.

[87] Kocienė S. Gydytojas ir bibliografas Vladas Šimkūnas. // Medicinos bibliografijos raida ir svarba mokslininkui. Konferencijos medžiaga. Vilnius, Lietuvos medicinos biblioteka. 2018, p. 64.

[88] Nasevičius V. Profesorius Leonas Karsavinas paskutinėje savo gyvenimo stotyje. // I laisve. Rezistencinės minties ir kultūros žurnalas. 1992, Nr. 114 (151). Chicago, IL. Center for Lithuanian Studies. P. 22–32.

[89] Ванеев А.А. Два года в Абези. // Минувшее.1988. № 6. Paris: Atheneum. С. 54–203

[90] Ванеев А.А. Два года в Абези. // Ванеев А.А. Два года в Абези. В память о Л.П. Карсавине. Bruxelles: Жизнь с Богом; Paris: La presse libre, 1990. С. 5–189.

[91] Печально, но упрочению этого тезиса немало содействовал такой авторитетный ученый как С.С. Хоружий, в нескольких своих работах тиражировавший словосочетание «Литовский Платон» и приводивший пример употребления словосочетания «Литовский Вольтер». См. главу «Как становятся «Литовским Платоном» в работе: Хоружий С.С. Русский философ в Литве: A CASE STUDY. // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 442 – 451.

[92] П. П. Сувчинский – М. В. Юдиной. 12 марта 1962 г.  // Юдина М. В. Дух дышит, где хочет. Переписка 1962–1963 гг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 67.

[93] В Уголовном деле Л.П. Карсавина сохранено много нелестных отзывов в адрес преподавателей и числа национальных кадров Каунасского и Вильнюсского университетов в связи с их низким уровнем образованности и научной квалификации. СМ.: Меморандум. По материалам дела-формуляр «Алхимик» / Пакет № 2. Листы. 8–18 // Уголовное (следственное) дело Л. Карсавина.

[94] См., например, Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 445–446.

[95] См. подробнее: Шаронов В. Одиннадцатая в бесконечном ряду. На сохранившемся кладбище заключенных в Абези найдена могила Л. П. Карсавина // Молодежь Севера. 1989, 25 июня. № 76 (6182) Сыктывкар. С.3; Шаронов В. Одиннадцатая в бесконечном ряду. // Молодежь Севера. 1989, 30 июня. № 77 (6183). Сыктывкар. С. 3.;

Шаронов В.И. «Он всегда был русским…» Памяти Льва Платоновича Карсавина. Специальное приложение к газете «Русская мысль». № 3828, 18 мая 1990 г., Париж. 1990. С.1-4.

[96] В поисках могилы в самой Абези по причине давней болезни А. Шеренас не участвовал, что не помешало ему потом опубликовать отчет о поисках и установлении места могилы от своего имени. См.: Шеренас А. Как была найдена могила Льва Карсавина. согласие. Вильнюс. 1991, № 9 (83). С. 5-6.

[97]  Mureika J.  Levas Karsavinas. // Visuotinė lietuvių enciklopedija. URL: https://www.vle.lt/straipsnis/levas-karsavinas/ (дата обращения 14.03.2024).

[98] Levas Karsavinas. // Lietuviškojoje Vikipedijoje. URL: https://lt.wikipedia.org/wiki/Levas_Karsavinas (дата обращения 12.03.2024).

[99] Levas Karsavinas. // Vilnijos Vartai. Vilniaus apskrities bibliotekų kraštotyros. URL: https://www.vilnijosvartai.lt/personalijos/levas-karsavinas/ (дата обращения 14.03.2024); Šerėnas, Algirdas. Apie Levo Karsavino kapą // Literatūra ir menas. – 1989, rugs. 9, p. 12. и др.

[100] Шеренас А. Как была найдена могила Льва Карсавина. согласие. Вильнюс. 1991, № 9 (83). С. 5-6;

[101] Švyturys – русск. Маяк.

[102] Vaneevas A. Dveji metai abezeje. // Švyturys. Vilnius. 1990, №№ 12-15.

[103] Povilas Butkevičius (1923). // Vikipediją. URL: https://www.wiki-data.lt-lt.nina.az/Povilas_Butkevi%C4%8Dius_(1923).html (дата обращения 14.03.2024); Politiniam kaliniui, pogrindžio spaudos leidėjui, gydytojui Povilui Butkevičiui. // Bernardinai.lt. 26.05.2023. URL: https://www.bernardinai.lt/politiniam-kaliniui-pogrindzio-spaudos-leidejui-gydytojui-povilui-butkeviciui-100/ (дата обращения 14.03.2024).

[104] Там же.

[105] Svarinsko A. Profesorius Levas Karsavinas. // Svarinsko A. Nepataisomasis. Vilnius, Versmė. 2014, p. 135.

[106] Два года, №4, с. 93.

[107]  Žvirgždas. 8.VII.1955. [Butkevičius P.] // Vilniaus universiteto bibliotekos rankraščių skyrius. (Отдел хранения рукописей Вильнюсского университета). F. 151, Ap. 22..

[108] В 1998 г. перевод текста П.Буткявичуса опубликовал сыктывкарский историк Н.А. Морозов. См.: Жвиргждас. О Л.П. Карсавине. Приложение 2. // Морозов Н.А. Особые лагеря МВД СССР в Коми АССР (1948-1954 гг.). Сыктывкар: СГУ, 1998. С.141–144.

[109] Там же, с. 143.

[110] Л.П. Карсавину А. Сваринскас посвятилв своей книге отдельную главу. См.: Svarinsko A. Profesorius Levas Karsavinas. // Svarinsko A. Nepataisomasis. Vilnius, Versmė. 2014. P. 123–132.

[111] Там же, p. 125.

[112] Vladas Nasevičius laiškuose rašytojui Antanui Vienuoliui. // Eetaplius.  2020 m. Vasario 28 d. URL: https://etaplius.lt/naujiena/vladas-nasevicius-laiskuose-rasytojui-antanui-vienuoliui (дата обращения 14.03.2024).

[113] Nasevičius V. Profesorius Leonas Karsavinas paskutinėje savo gyvenimo stotyje. // I laisve. Rezistencinės minties ir kultūros žurnalas. 1992?  Nr. 114 (151). Chicago, IL. Center for Lithuanian Studies. P. 22 – 32.

[114] Жвиргждас. О Л.П. Карсавине. Приложение 2. // Морозов Н.А. Особые лагеря МВД СССР в Коми АССР (1948-1954 гг.). Сыктывкар: СГУ. 1998, с.143.

[115] Nasevičius V. Profesorius Leonas Karsavinas paskutinėje savo gyvenimo stotyje. // I laisve. Rezistencinės minties ir kultūros žurnalas. 1992?  Nr. 114 (151). Chicago, IL. Center for Lithuanian Studies. P. 26я2 – 32.

[116] Материалы к биографии Льва Платоновича Карсавина. 1882 – 1952. // Вестник русского студенческого христианского движения. Париж – Нью-Йорк. 1972, №№ II-III (104-1059), с. 253; Два года, № 4, с. 87.

[117] Nasevičius V. Profesorius Leonas Karsavinas paskutinėje savo gyvenimo stotyje. // I laisve. Rezistencinės minties ir kultūros žurnalas. 1992?  Nr. 114 (151). Chicago, IL. Center for Lithuanian Studies, p. 31.

[118] Там же.

[119] Там же, p. 32.

[120] Два года, № 4, с. 97.

[121] Карташов А.В. Лев Платонович Карсавина. (1882—1952) // Лев Платонович Карсавин. Малые сочинения. СПб: АО «Алетейя», 1994. С.471–477.

[122] Свящ. Дмитрий Дудко. О нашем уповании. Беседы. Москва 1974. Париж: YMCA-PRESS, 1975. С. 157–158.

[123] Отсылка к Платону и Аристотелю.

[124] Подчеркнуто А.А. Ванеевым См.: Письмо Д.С. Дудко к А.А. Ванееву от 2.02.1957 г. / Письма Дудко Дмитрия Сергеевича, священника РПЦ, писателя (г. Загорск), Ванееву А.А. // Российский государственный архив литературы и искусства СПб (РГАЛИ). Фонд № Р-1012. Опись № 1. Дело № 66.

[125] Зоммер Э.Ф.  О жизни и смерти русского метафизика. Запоздалый некролог Льва Карсавина († 12.7.1952). // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. С. 455–466.

[126] Хоружий С.С. Жизнь и учение Льва Карсавина. // Лев Платонович Карсавин. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). 2012, с. 92.

[127] Там же.

[128] Леони П. «Шпионы Ватикана…» О трагическом пути священников-миссионеров: воспоминания Пьетро Леони, обзор материалов следственных дел. М.: Братонеж, 2012. 448 с.

[129] Указ Главы Республики Коми от 14.01.1999 № 6 «О включении объектов исторического и культурного           значения в перечень памятников истории и культуры местного (республиканского) значения». // Газета «Республика» от 02 февраля 1999 (N19). Сыктывкар. 1999 г. С.2.

[130] См., например: Зайцева Ю. В Абези на могиле русского религиозного философа Л.П. Карсавина установлен памятник. // Благовест-инфо.  27.11.2012 г. URL: https://www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=3&id=50091 (дата обращения 15.03.2024).

[131] Образцом для этой крайне упрощенной схемы послужил рисунок, действительно принадлежащий авторству Л.П. Карсавина. Вероятнее всего, он был создан при работе над книгой «София земная и горняя» вышедшей в Петрограде в 1922 г. Этот текст представляет собой творческую провокацию Карсавина — стилизацию под гностическое произведение, якобы, относящееся по времени своего появления к III векам или ранее. Он завершается стихотворением «Славьте Софию предвечную», о котором в примечаниях автор, т.е. сам Карсавин предложил следующий комментарий: «Оригинала стихотворения, заключающего трактат, найти нам не удалось. Предпоследний куплет, может быть, отражает некоторое смешение идей Василида (Дух Святой, как птица, возносящая «Второе Сыновство» к Богу) с учением Валентина о Кресте — Пределе. Вероятно, стихотворение принадлежит «второму», русскому автору».  См. Карсавин «София земная и горняя» // Карсавин Л.П. Малые сочинения.  СПб.: Алетейя, 1994. С. 76 – 98.

На рисунке это же стихотворение расположено по обе стороны восьмиконечного православного креста, а внутрь креста вписаны на греческом тексты. Как пояснил нам Ю. Н. Аржанов, доктор философии (Dr. habil.), научный сотрудник Австрийской Академии наук (Австрия), все они представляют собой канонические библейские пассажи. Единственный элемент, который выбивается из этой картины – цитата на иврите из книги Бытия 3:24: להט החרב המתהפכת [пламенный меч обращающийся], что, впрочем, не редкость в православной иконописи.

Рисунок сохранялся в семейном архиве Карсавиных как память о событиях жизни в 1922 г.

[132] См.: Нилогов А.С., Богданова И.И. К генеалогии русских историков XVIII-XX веков (по материалам метрических книг Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга) // Genesis: исторические исследования. 2017, № 8.  С. 114. URL:  https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=19569 (дата обращения 14.03.2024).

[133] См., например: В Инте установили памятник Льву Красавину. // Репортаж Коми республиканского телевизионного канала «Юрган». 17.07.2012. URL: https://www.youtube.com/watch?v=bk4Pcgn_uFo (дата обращения 16.03.2024)