Илл.: Обложки роковых журналов «Les Temps Modernes», в т.ч. № 8 за 1 мая 1946 г.
Новые материалы к биографии Л.П. Карсавина.
Часть вторая.
Одной из особенностей произошедших событий стало то, что получение и ввоз в СССР журналов антикоммунистической направленности осуществил чиновник, входивший в высшую партийно-государственную элиту страны. Павел Игнатьевич Ротомскис, имел внушительный партийный стаж и личные заслуги перед ВКП(б)[1]. Несмотря на наличие его тесной связи с органами НКВД/МГБ еще в период работы в США и личное участие в радикальных политических акциях против А. Сметоны и его сторонников (см.: [Eidintas 2019; Misiūnas 2007;]), в истории его отношений с И.Л. Карсавиной нет оснований подозревать его в исполнении роли агента-провокатора.
Но при этом вряд «дело о журналах» выглядело совсем не мелочью: для того, чтобы кто-то мог представить свою работу крупным и серьезным разоблачением, в нем было все необходимое: связь с белогвардейским лидером, биография подозреваемой – дочери явного врага и крупного представителя буржуазного идеализма, ранее работавшей в посольстве Англии и имевшей специальные поручения, наконец, журналы с нападками на марксизм и лично на Вождя. Даже зная реальную ситуацию, вряд ли кто-то из сотрудников литовского управления НКВД-МГБ допускал, что все произошедшее может быть расценено лишь, как результат влюбленности Павла Ротомскиса в Ирину Карсавину, что он хотел угодить ей и узнать подробности жизни средней сестры Марианны[2], давно проживавшей в столице Франции[3].
Душевный порыв дорого обошелся Ротомскису и всем Карсавиным, но сам Павел Игнатьевич заплатил за него наименьшую цену. Для этого он со всем своим дипломатическим опытом взвесил, выверил каждое слово письменного объяснения случившегося, так, чтобы написанное абсолютно соответствовало сразу всем требованиям: итоговый текст не должен был давать основания для подозрения в утаивании чего-либо. К чести Павла Игнатьевича, в своем документе он не бросил тень на уже арестованную Ирину Львовну:
В 1945 г., когда для сотрудников МИД Литовской ССР мы подыскивали преподавателя английского языка, из университета нам рекомендовали Карсавину Ирину, около 40 лет, с большим стажем преподавательской работы[4]. Договориться с нею было поручено, кажется, т. Тауринскасу[5]. После встречи с Карсавиной выяснилось, что она очень занята и не сможет преподавать для сотрудников нашего министерства. Наконец она согласилась найти время на несколько часов в неделю. Как с наиболее квалифицированным из наших преподавателей, с нею по два урока в неделю занимались я и тов. Книва[6].
На уроках, во время разговорной практики, мне приходилось беседовать с Карсавиной на самые разнообразные темы. Из таких непринужденных бесед я узнал много подробностей из ее личной жизни. У меня создалось впечатление о ней, как о человеке, насквозь пропитанном мещанскими взглядами, ни во внутренних, ни в международных событиях совершенно не разбирающемся, политикой не интересующемся. Газеты она читала лишь изредка, жила слухами, которые так распространены в среде, в которой она вращалась.
При всем этом я был убежден, что к советскому строю она относится лойяльно и уже ни в коем случае не принадлежит к числу наших врагов.
Мне было известно, что в буржуазной Литве она состояла на какой-то незначительной работе в Английском консульстве, из которого, однако, была уволена после того, как не согласилась отказаться от советского гражданства. В подтверждение этого факта она ссылалась на т. Молочкова, работающего в МИД СССР и тогда бывшего одним из сотрудников Советской миссии в Литве.
В конце июля 1946г. меня известили о том, что я включен в состав Советской делегации на Парижской Мирной конференции и что завтра же я должен быть в Москве для отлета в Париж. Собираясь к отъезду, я вспомнил, что у Карсавиной есть сестра в Париже, и, желая оказать своей учительнице любезность, направил к ней записку с предложением: не хочет ли она передать своей сестре привет через меня? Карсавина тотчас же пришла с коротким письмецом, адресованным своей сестре (ее фамилии по мужу я уже не помню, сохранилось в памяти только окончание –“чинский”). Это письмо было незапечатано, и я его прочел: ничего, кроме самых безобидных семейных приветствий, оно не содержало.
В Париже, у работников нашего посольства, я узнал, что фамилия адресата письма им известна и что он вращается в просоветски настроенных эмигрантских кругах. Тогда по указанному адресу я написал несколько слов, в которых сказал, что у меня есть для них письмо от сестры. Пришла сестра Карсавиной со своим мужем. Я им передал письмо и пообещал принять от них ответное письмо. Через некоторое время они с таким письмом пришли. (Письмо было открыто, и я его тоже прочел, не найдя в нем ничего запретного).
Тут же они спросили, не смогу ли я привезти для Карсавиной в Вильнюс что-нибудь в подарок. Я согласился, и они принесли небольшой узелок, в котором было поношенное платье, флакончик духов и несколько штук журналов на французском языке. Двое из этих журналов были журналами мод, в которых было напечатано несколько страниц с зарисовками, выполненными сестрой Карсавиной. Она сама мне эти свои зарисовки показала, отметила их цветным карандашом и сказала, что, если мне не будет трудно журналы взять, то она бы очень хотела их показать своей сестре. А ее муж от себя добавил несколько номеров небольшого формата журнала на французском языке, названия которого не помню. Журнал мод у меня никаких сомнений ни подозрений не вызвал, что же касается другого журнала, то я показал его товарищам в посольстве, владеющим французским языком (я сам этого языка не знаю) и спросил, что он из себя представляет. Насколько помню, мне его кратко охарактеризовали, как мало кому известный журнальчик, издаваемый оппозиционно настроенной группой интеллигентов. Из этого я сделал вывод, что ничего особенного в нем нет. Вернувшись в Вильнюс, я весь узелок передал Карсавиной, заметив ей при этом, что журналы передаю ей для личного пользования и ни в коем случае не для того, чтобы она ими с кем-нибудь делилась[7].
В том, что о НКВД/МГБ знало о привезенных злополучных журналах Ж.П. Сартра практически сразу по возращению литовского министра из Парижа, сомневаться не приходится. Источником информации о запрещенных изданиях мог стать кто угодно – парижские коллеги П.И Ротомскиса, его заместитель А.П. Книва, или имело место донесение неизвестного агента в самом МИДе, но Ирину Львовну внезапно уволили университета именно ранней осенью 1946 г. При этом увольняемая не смогла добиться, чтобы ей назвали причину такого внезапной отставки[8], хотя еще недавно ее рекомендовали в качестве лучшего преподавателя.
В 1946 г. Карсавин числился, как и все годы до этого, профессором историко-филологического факультета Вильнюсского государственного университета и совмещал эту педагогическую деятельность с преподаванием в Вильнюсском государственном художественном институте[9] и работой в Вильнюсском художественном музее[10]. Неожиданно, как бы «случайно» обнаружилось, что многолетняя деятельность профессора сомнительна с точки зрения соответствия требованиям советского законодательства, т.е. отсутствуют советские документы, подтверждающие научную степень и звание, присужденные еще до революции. Декан историко-филологического факультета Костас Корсакас[11] издал приказ по созданию комиссии, ее члены обязаны были проверить качество научных работ Л.П. Карсавина[12]. Действовало ли новое партийное руководство университета по указке НКВД-МГБ или только хотело переложить ответственность за всем известное несоответствия трудов Карсавина марксистско-ленинской теории на членов комиссии, чтобы обезопасить себя идеологически на будущее, выяснить не удалось, однако одно не исключает другое. Комиссия, в составе которой был и В.Э. Сеземан[13], подтвердила научную квалификацию профессора[14]. Тогда декан предложил Карсавину считать его работающим на должности профессора до получения подтверждающих документов, но без признания ученой степени. Лев Платонович вынужден был согласиться, но сопроводил свое согласие резким комментарием:
На признание меня профессором без ученой степени я смотрю как на оскорбление меня самого и моих бывших учителей профессоров Ленинграда, которые присвоили мне научные звания магистра (соответствует теперешнему доктору) и доктора[15].
Карсавин направил в Ленинградский государственный университет и Ленинградский областной архив соответствующие запросы, но ускорение получения ответов требовало выезда в Ленинград или в Москву в Высшую аттестационную комиссию. И профессор «никем не понуждаемый и без предложения с чей бы ни было стороны подал тов. Ректору прошение об отставке “по расстроенному здоровью”»[16]. Удовлетворили просьбу Карсавина не сразу, а только после того, как ректор Зигмас Жемайтис провел специальную консультацию с заместителем министра высшего образования СССР В.И. Светловым[17]. 27 сентября 1946 г. ректор отставку профессора принял, – заявление подписал.
В художественном институте поначалу отношение к Карсавину было вполне благожелательным[18]. С января 1945 г. Лев Платонович в качестве профессора читал там курс истории древнего средневекового искусства, а 1 октября 1946 г. он и вовсе официально возглавил кафедру истории[19]. Но в конце этого же месяца в газете «Советская Литва» за подписью профессора Вильнюсского государственного университета Малькова[20] была напечатана статья, где читателям предлагалась уже иная трактовка увольнения из университета, нежели по собственному желанию ученого: в результате реформ в университете, проведенных при участии автора публикации, Карсавин уволен, как неподходящий для советского университета профессор[21]. Этот выпад был ничем иным, как грубейшим передергиванием истории с факультетской комиссией.
Учитывая, что в выше обозначенной обстановке в Литовской ССР материалы в этой главной партийной и государственной газете республики появлялись только после прохождения строжайшей цензуры и, при необходимости, согласования с НКВД/МГБ, обнаруженное отсутствие советских документов о степени и звании в личном университетском деле Карсавина было только предлогом. Вскоре это подтвердилось резко изменившейся ситуацией в Художественном институте.
9 декабря 1946 г. Вильнюсский государственный университет, и лично сам Карсавин, получили Выписку из решения Высшей аттестационной комиссии с решением об утверждении ранее полученной степени доктора и ученого звания профессора[22], справка Ленинградского исторического областного архива пришла еще раньше[23]. Таким образом ученый и государственная власть признала Л.П. Карсавина годным для преподавания в советской высшей школе[24].
Однако шестерни запущенного механизма уже вращались в заданном направлении…
ДЛЯ ПРОДОЛЖЕНИЯ ЧТЕНИЯ ПОЛНОЙ ВЕРСИИ НЕОБХОДИМ ПЕРЕХОД.
ССЫЛКА ЗДЕСЬ: журнал «Вестник РГГУ: «Философия, социология, искусствоведение» № 1 за 2024 г.
Примечания к данной части статьи:
[1] Ротомскис Павел Игнатьевич (1906–1962), советский дипломат и государственный деятель. С 1928 по 1938 г. находился в тюремном заключении за подпольную деятельность в интересах Советской России. С 1940 по 1941 г. представитель ЛитССР при Совнаркоме СССР. В 1942–1944 гг. сотрудник Консульства СССР в Нью-Йорке. С 1944 по 1948 г. – народный комиссар иностранных дел Литвы, а после реформирования Наркомата – министр иностранных дел Литвы. С 1949 по 1950 г. перемещен на должность ответственного секретаря Союза писателей ЛитССР, затем стал заместителем председателя Вильнюсского облисполкома. С 1956 по 1962 г. возглавлял Общество дружбы с зарубежными странами в Литве.
[2] Сувчинская Марианна Львовна (урожденная Карсавина, 1911–1994), сотрудничала в качестве автора эскизов женской верхней одежды с парижским журналом «Vogue», жена П.П. Сувчинского. Сувчинский Петр Петрович (1892–1985), музыкальный критик, пианист, один из трех основоположников евразийского движения. Он был выходцем из южнорусского рода графов Шелига-Сувчинских, окончил Петербургский Императорский университет. После эмиграции в 1920 г. организовал Российско-Болгарское книгоиздательство в Софии, на базе которого возник первый евразийский кружок, переросший в евразийское движение. Издатель и главный редактор всех евразийских сборников («Евразийский временник», «Евразийская хроника»), журнала «Версты» и газеты «Евразия». Руководитель Парижской евразийской группы. Друг С. Прокофьева, Б. Асафьева, И. Стравинского.
[3] С.С. Прокофьев сообщал в 1946 г. П.П. Сувчинскому: «Недавно я получил неожиданно благодарность от отца Марианны Львовны за то, что я “нашел ему его дочь”. Пианистка [гастролировавшая в Вильнюсе М.В. Юдина], которая передала мне это, говорила, что он хорошо выглядит и красив по-прежнему». См: Письмо С.С. Прокофьева к П.П. Сувчинскому от 27.12 1946 г. // Кузнецов А. «Дорогой Петр Петрович…». Музыкальная жизнь. 1991. № 15–16. URL: https://newmuz.narod.ru/st/Pr_Suv02.html (дата обращения 21 ноября 2023).
[4] В настоящей статье при цитировании архивных документов или указании их названий в сносках воспроизводится орфография, стилистика и пунктуация, использование строчных и прописных букв, а также прямых и наклонных шрифтов, подчеркиваний в том виде, в каком все это используется в первоисточниках.
[5] Подпись В. Тауринскаса в качестве временно исполняющего обязанности по кадрам МИД ЛитССР значится на пропуске И.Л. Карсавиной. По странному совпадению этот документ, был продлен до 31 марта 1948 г., т. е. точно по месяц ареста Ирины Львовны. См.: ПОСТОЯННЫЙ ПРОПУСК. 2 сентября 1947 г. № 28 / Пакет // Уголовное (следственное) дело И. Карсавиной. Т. I, II. Karsavinos baudžiamoji byla. T. I, II. / Lietuvos ypatingasis archyvas (Особый архив Литвы). F. К.-1. Оп. 58, b. П-7394 ЛИ. Л. 176–4. Далее: «Дело Карсавиной» с указанием номера тома. К «Делу Карсавиной» T. I. приложен пакет с рукописной надписью «Материалы», сделанной синими чернилами. В пакете имеются машинописные тексты переводов и обзоров статей в номерах журнала «Les Temps Modernes». Пагинация двойная, рукописная, выполнена простым карандашом. Далее: «Пакет. Дело Карсавиной».
[6] Книва Альберт Пранович (1912–1970), государственный чиновник ЛССР. В 1935–1939 изучал экономику в Каунасском университете, был заключен в тюрьму за антифашистскую деятельность. Член КПСС с 1944 г. В 1944–1948 гг. зам. министра иностранных дел Литовской ССР, в 1948–1949 гг. зам. министра просвещения Литвы, член высших партийных органов республики. Затем по 1953 г. министр просвещения и с 1958 г. один из руководящих сотрудников государственного Банка Литовской ССР. По отзывам в период работы в министерстве просвещения Литвы отличался крайней заносчивость и хамством по отношении к нижестоящим подчиненным и учителям, и, одновременно, лакейской исполнительностью к начальствующим над ним. По характеристике С. Шлекиса, Книва «ходил так важно, будто нес на голове яйцо и подобрал заместителями грубых и психически неуравновешенных людей. См. подробнее: Šlekys S. Iš istorijos mokytojo atsiminimų (1940–1977 m.), URL: https://www.vilnijosvartai.lt/wp-content/uploads/2017/11/Stasys-%C5%A0lekys2017.pdf (дата обращения 20 октября 2023); Knyva Albertas, Knygų metraštis, Enciklopedija, Mokslo darbai ir informacija. URL: https://moku.lt/knygu-metrastis/ (дата обращения 20 октября 2023).
[7] Секретарю ЦК КП(б) Литвы тов. СНЕЧКУСУ А. от Ротомскиса П.И. ОБ’ЯСНЕНИЕ // Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 3. Оп. 61. Д. 205.Л. 45–46. Далее именуется «Объяснение Ротомскиса».
[8] Протокол допроса арестованной КАРСАВИНОЙ Ирины Львовны от 12. III. 1948 г. // «Дело Карсавиной». T. I. Л. 244.
[9] С 1990 г. Художественный институт был преобразован в Вильнюсскую художественную академию.
[10] Точные сведения о работе Л.П. Карсавина директором и консультантом Вильнюсского художественного музея в настоящей статье пока не могут быть приведены в виду необходимости дополнительной документальной сверки. Так, недавно литовский исследователь, доцент Вильнюсского университета Г. Поташенко сообщил, что профессор был консультантом музея с 1944 г. и директором с 1947 г. (см. подробнее: [Поташенко 2023]). Это, однако, противоречит тому, что в уголовном деле Карсавина имеется его служебное удостоверение директора, выписанное от 9 августа 1946 г. и продленное до 1 июля 1948 г. (см: Vilnius Вильнюс 1946 m. rugpjūčio mėn. 9 d. УДОСТОВЕРЕНИЕ // Пакет № 2 / Уголовное (следственное) дело Л. Карсавина. L. Karsavino baudžiamoji byla / Lietuvos ypatingasis archyvas (Особый архив Литвы). F. К.-1. Оп. 58, b. П-11972-ЛИ. Л. 29–5 –29–5(об.)). Пагинация документов в Пакете двойная через дефис, выполнена простым карандашом. Далее именуется «Дело Карсавина». В уголовном деле Л.П. Карсавина также имеется свидетельство, что в феврале 1948 г. Карсавин еще оставался директором. (см.: ПРОТОКОЛ ДОПРОСА Обвиняемого КАПЛАНАС Исаака Борисовича от 28 февраля 1948 года // «Дело Карсавина». Л. 122). 1 мая 1949 г. на ужине в своем доме В.Э. Сеземан сокрушался, что «КАРСАВИН уволен из института и снят с должности директора музея» (см.: МЕМОРАНДУМ Материалов на преподавателя Вильнюсского педагогического Института профессора – СЕЗЕМАНА В.Э. // Пакет / Уголовное (следственное) дело В.Э Сеземана. Т. II, Vosylius Sezemano baudžiamoji byla. / Lietuvos ypatingasis archyvas. T. II. (Особый архив Литвы). F. К.-1. Оп. 58, дело П-7713-ЛИ. Л. 19. 35-1-25 – 35-1-16 – 35-1-28). На обложке Т. II имеется рукописная надпись синими чернилами: «С материалами проверки жалоб осужденного Сеземана Василия». К делу приложен пакет с надписью «Оперативные материалы». Пагинация документов в пакете тройная через дефис выполнена простым карандашом (далее: «Дело Сеземана»). К делу приложен пакет с надписью «Оперативные материалы». В пакете находится свод донесений агентов и осведомителей озаглавленный «МЕМОРАНДУМ Материалов на преподавателя Вильнюсского педагогического Института профессора – СЕЗЕМАНА В.Э» (далее: именуется «Меморандум Сеземана»). Пагинация листов в документе тройная через дефис, выполнена простым карандашом. В.И. Кулешов вспоминал, что в 1950 г. (вероятно, все-таки в 1949 г., в мае или июне) водил своих студентов в музей, и «дирекция музея выделила нам экскурсовода. Им оказался “научный консультант” Карсавин» [Кулешов 1995, с. 175].
[11] Корсакас Костас Пранович (1909–1986), литовский и советский литературовед, критик, филолог, поэт и общественный деятель. В 1923 г. начал свой путь как промарксистски ориентированный публицист и поэт. С 1944 г. профессор кафедры литовской литературы и с 1944 по 1956 г. декан историко-филологического факультета Вильнюсского университета. В 1946 г. занимал пост директора Института литовского языка и литературы Академии наук Литовской ССР. В 1949 г. стал академиком Академии наук Литовской ССР.
[12] Istorijos-filologijos fakulteto dekano įsakymas dėl komisijos paskyrimo L. Karsavino moksliniams darbams įvertinti // Vilniaus universiteto bibliotekos rankraščių skyrius. (Отдел хранения рукописей Вильнюсского университета). F. 138. Ap. 1. 1 p.
[13] Сеземан Василий Эмильевич (1884–1963), философ, публицист. В 1909 г. выпускник Санкт-Петербургского университета, где сдружился с Николаем Гартманом (1882–1950). В 1909 г. командирован в Германию, изучал философию в Марбурге и Берлине. С 1913 г. приват-доцент Петербургского университета. В 1921 г. эмигрировал в Финляндию, с 1922 г. жил в Германии, с 1923 г. по приглашению работал в Каунасском университете, с 1940 г. профессор Вильнюсского университета. Регулярно участвовал в евразийских изданиях, в том числе под псевдонимом В. Чухнин. В 1946–1947 гг. несколько раз оказывал материальную помощь Савицкому, находящемуся в заключении. В 1947 г. оформил советское гражданство. В 1950 г. арестован, приговорен (ст. 58 УК РСФСР) к 15 годам лагерей. В 1956 г. освобожден, в 1958 г. реабилитирован. До самой смерти преподавал логику и эстетику в Вильнюсском государственном университете.
[14] Pranešimas apie prof. L. Karsavino mokslinę veiklą ir jo darbus. // Vilniaus universiteto bibliotekos rankraščių skyrius. (Отдел хранения рукописей Вильнюсского университета). F. 138-1. Ap. l. P. 5–8.
[15] L. Karsavino pareiškimas VU Istorijos-filologijos fakulteto dekanui dėl profesoriaus vardo ir daktaro laipsnio pripažinimo // Vilniaus universiteto bibliotekos rankraščių skyrius. (Отдел хранения рукописей Вильнюсского университета). F. 138-1. Ap. l. 1 p.
[16] МЕМОРАНДУМ. По материалам дела-формуляр «АЛХИМИК» / Пакет № 2. Л. 8–18 // «Дело Карсавина». Далее: «Меморандум Карсавина». Текст машинописный табличный: в левом столбце агентурное имя «Источника» [агента или осведомителя] и дата донесения; в правом – перепечатанный текст сообщения. Пагинация двойная, рукописная, проставлена, вероятнее всего, следователем.
[17] Светлов Василий Иосифович (1899–1955), организатор советского высшего образования, доктор философских наук, профессор. Выпускник Академии коммунистического воспитания и Института красной профессуры. С 1946 по 1952 г. был заместителем министра высшего образования СССР.
[18] «Меморандум Карсавина». Л. 8–18.
[19] Трудовая книжка Карсавинас Леонас Платонович / Пакет № 2 // «Дело Карсавина». Л. 3.
[20] Сведений о биографии профессора Малькова установить не удалось.
[21] «Меморандум Карсавина». Л. 8–18.
[22] ВЫПИСКА из протокола № 11 от 26 октября 1946 г. Высшая аттестационная комиссия Министерства высшего образования СССР // Пакет № 2. «Дело Карсавина». Л. 29–10.
[23] ДИПЛОМ. № 1049. 20 ноября 1946 г. Копия. АРХИВНЫЙ ОТДЕЛ. ОБЛАСТНОЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ АРХИВ ЛО [Ленинградская область] УМВД РСФР / Пакет № 2 // Дело Карсавина. Л. 29–7.
[24] «Меморандум Карсавина». Л. 8-18. Оригинал уведомления на литовском языке № 960 от 19 декабря 1946 г. об увольнении из Вильнюсского художественного института, «как неуместный по идеологическим причинам» за подписью директора Витаутаса Юркунаса также имеется в: «Пакет № 2. Дело Карсавина». См. также: Меморандум Карсавина Л. 29–6. Юркунас Витаутас (1910–1993), литовский, советский художник, профессор, выпускник Каунасского художественного училища. В 1942–1943 гг. участвовал в Великой Отечественной войне в рядах Красной Армии. В 1945–1975 гг. преподавал в Литовском художественном институте (до 1951 г. Вильнюсский художественный институт), в 1945–1952 гг. директор, в 1968–1975 гг. заведующий кафедрой графики; профессор с 1960 г.