Илл.: Христос входит в Брюссель на масленицу 1889 года. Джеймс Энсор. 1889 г. Королевский музей изящных искусств, Антверпен. 

ОТ РЕДАКЦИИ. Выход в свет книги «Падение буржуазии», содержащей переводы трех  работ крупнейшего литовского философа ХХ столетия Антанаса Мацейны (1908-1987)  — явление замечательное уже тем, что переводчик Максим Медоваров признан научным сообществом в качестве знатока не только русской, но и мировой консервативной мысли. Публикуемый здесь текст представляет собой краткий, но оригинальный вариант полного Предисловия. Сам автор назвал эту сокращенную версию «краткими тезисами», ранее не публиковавшимися. Редакция выражает признательность Максиму Викторович за его труды и особое расположение к проекту «Русофил».  

Имя Антанаса Мацейны давно знакомо русским читателям. На русском языке ранее увидели свет пять книг литовского философа и богослова: трилогия «Cor inquietum» («Смятенное сердце»), «Агнец Божий» и «Бог и свобода»[1]. Эти работы достаточно широко известны в России и изредка цитируются специалистами[2]. Однако все они относятся к среднему периоду творчества Мацейны (1950-е – 1970-е гг.) и дают лишь неполное представление о многогранном и разнообразном наследии мыслителя. Как ранние (довоенные) труды Мацейны, так и некоторые направления его поздних работ доселе оставались неизвестными русскому читателю. Новое, переведенное и подготовленное автором этих строк, издание трех произведений литовского философа под одной обложкой[3] предназначено заполнить образовавшийся пробел. Данный доклад преследует цель прояснить место творчества Мацейны в контексте русской и западноевропейской философии XX столетия.

Среди современных литовских исследователей обращение ранние труды Мацейны вызывают ожесточенную полемику по политическим причинам. Она осложняется тем, что с промежутком в несколько лет в 1930-е – 1940-е годы Мацейна подчас допускал противоположные высказывания по некоторым вопросам, и интерпретировать его «подлинную» позицию порою затруднительно. Воинствующая либеральная интерпретация Л. Донскиса опровергается довольно легко, равно как и критика со стороны В. Каволиса.

   Гораздо более глубокой является статья А. Йокубайтиса «Стасис Шалкаускис и Антанас Мацейна как политические философы»[4]. Йокубайтис справедливо указывает на то, что основоположник литовской философии XX века Шалкаускис продолжал аристотелевскую и томистскую традицию европейской политической мысли, в каком-то смысле являясь предтечей праволиберального католического консерватизма, христианской демократии и тому подобных течений. Мацейна же, по мнению Йокубайтиса, был платоником и притом романтиком, доходившим до крайнего радикализма в своих попытках перестроить земной мир в царство Божие. Он весь был в эсхатологическом ожидании будущих катастроф, в чаянии преображения мира. Однако Йокубайтис, несомненно, сильно преувеличивает и совершенно несправедливо приписывает Мацейне приверженность к «прометеизму», который тот всегда остро критиковал. Наиболее серьезной работой о «Падении буржуазии» и «Проблеме прометеизма» как произведениях раннего Мацейны на сегодняшний день можно считать статью Марюса Парчаускаса «Как сделать из Мацейны марксиста»[5].

Вместе с тем, чтобы точнее определить место «Падения буржуазии» и «Проблемы прометеизма» в творчестве Мацейны, необходимо обратиться к хронологии его ранних сочинений. К 1936 г. относится первый крупный труд Мацейны – «Введение в философию культуры», который открывается рассмотрением нескольких зарубежных культурологов и философов. В 1936–1938 гг. Мацейна пишет «Основы первобытной культуры», где разрабатывает теорию трех типов культуры, к которым якобы можно свести всё многообразие человечества, и дает им следующие названия: изначальная (первобытная), тотемистская, матриархальная. Вместе с тем уже к 1936 г. ясно наметился конфликт Мацейны с основной массой католических философов-томистов как по метафизическим, так и особенно по социальным вопросам. После выхода своей программной книги «Социальная справедливость: падение капитализма и социальные принципы нового порядка» (1938), недвусмысленно провозглашавшей враждебность католицизма к капитализму и буржуазии и требовавшей перехода Церкви на путь нестяжательства, Мацейна нажил себе немало врагов.

Вполне естественно, что с 1937 г. он захотел синтезировать два направления своих исследований: учение о трех типах человеческого духа и культуры, с одной стороны, и критический социальный католицизм, с другой. В процессе чтения лекций в Каунасском университете в 1937 г., в ходе написания статей для журналов «Жидинис» («Очаг») и «Науёйи Ромува» («Новая Ромува») в 1936–1940 гг. постепенно сложился текст книг «Падение буржуазии» и «Проблема прометеизма». Параллельно Мацейна разрабатывал свое учение о государстве, праве и народе. Теоретической базой для практических выкладок по построению корпоративного государства «нового порядка» и стали работы Мацейны о буржуазии, прометеизме и христианстве. Теперь именно эти три «духа» на страницах его сочинений приходят на смену более ранним трем типам культуры. Негативные черты бывшей «тотемистской» культуры философ теперь приписывал буржуазному типу человека, позитивные черты «матриархальной» культуры – христианскому; прометеизм же в данной системе, занимает совершенно особое место.

В самом желании Мацейны свести многообразие мировоззрений к трем основным типам (с обязательной оговоркой, что на практике в каждом человеке могут присутствовать черты всех типов в разной пропорции) нет ничего уникального. В XX столетии этим занимались многие (Г. Башляр, Э. Юнгер, П. Сорокин, А. Дугин). Разумеется, данные замечания можно рассматривать лишь как первые подступы к осмыслению подлинной роли раннего Мацейны в социальной философии и антропологии.

* * *

   «Падение буржуазии» и «Проблема прометеизма» – два труда, тесно связанные между собою и с другими статьями Мацейны конца 1930-х годов. По сути, они сводятся к тезису о «трех духах», между которыми волен выбирать человек. В центре внимания раннего Мацейны оказываются дух буржуазный и дух прометеевский. Подчеркнем, что для Мацейны все эти духи проявлялись в людях всегда, в любую историческую эпоху, хотя в разной степени. Самый шокирующий и парадоксальный пример, приводимый Мацейной – это апостолы, которые очень часто по-буржуазному «устремлялись вниз», мешая Иисусу Христу осуществлять Его миссию: «Устами апостолов на горе Фавор говорило буржуазное настроение, как раз потому, что апостолы не понимали смысла и значения страдания для очищения мира. Лишь прошедший через страдание мир годен для принятия измененной формы. Только страдающий мир освобождается от буржуазных форм. Mysterium crucis – это глубочайшая противоположность буржуазии»[6]. Философия, согласно Мацейне, всегда рождается из страдания: «Если философия есть мудрость, рожденная страданием, тогда и философ как носитель мудрости не тот, кто многому учился, но тот, кто много страдал»[7].

   «Плач, и стон, и горе» и, в конце концов, Крест – это то, что Мацейна противопоставляет и буржуазному, и прометеевскому духу. Христианство для него предполагает аскезу и самопожертвование. Первая мировая война и серия революций, с точки зрения мыслителя, потрясли господство буржуазии в социуме, пробудив и прометеевские движения, и новое христианское возрождение. Тем самым борьба трех духов обострилась, и ее исход не предрешен заранее. Мацейна был твердо уверен, что буржуазный дух проиграет в схватках XX века, однако опасался, что его сменит та или иная форма сатанинского прометеизма (большевистская или нацистская).

Буржуазность Мацейна определяет как устремление человеческого духа вниз, к земле, как отрицание Царства Небесного, отрицание платоновского мира идей: «Платон есть вечный противник буржуазного духа». Психологический буржуа, по Мацейне, кем бы он ни был в социальном плане, отличается тем, что его дух, по сути, «спит», пребывает в состоянии покоя и безразличия к Богу и духовным проблемам, включая проблему собственной смерти. Психология буржуа для Мацейны (здесь он, конечно, ссылается на классический труд Вернера Зомбарта) – это психология ленивого сытого увальня, который неспособен изобрести ничего нового и двигать человечество вперед. Любое творчество несовместимо с буржуазностью.

   Мацейна выделяет два разных типа буржуазной психологии: гедонизм и утилитаризм. Буржуа-гедонист ищет чувственных удовольствий, в то же время заботясь о своем здоровье и долголетии. Такие буржуи, по Мацейне, склонны к многодетности и демонстративному благополучию в семье. Буржуа-утилитарист жаждет денег, прибыли, выгоды, он измеряет все стороны жизни исключительно в понятиях пользы и обогащения.

Любопытными, хотя и спорными, представляются размышления Мацейны о том, в каких формах буржуазный дух проявляется в различных сферах жизни. Достаточно очевидно, что в науке он выражается в плоском позитивизме, не признающем никакой реальности позади видимых явлений, в искусстве – в форме реализма, натурализма. Символизм Мацейна рассматривает как истинно христианскую форму искусства.

Более необычны тезисы Мацейны о том, что буржуазный дух в области религии проявляется в форме клерикализма, а в области нравственности – в форме морализма. Критика католического пробабилизма и морализма у Мацейны в целом совпадает с позицией русских славянофилов. Неслучайно в 1968 г. сам литовский философ признавался, что он «сердцем своим и переживаниями, своими теологическими мыслями и взглядами является христианином Востока»[8]. В свете всего сказанного становятся понятными страстные инвективы против клерикализма и богословского «традиционализма» на страницах «Падения буржуазии».

При всем том, что Мацейну часто относят к экзистенциалистам, его неприятие самого понятия «философской школы» как «творения буржуазного духа» выводит мыслителя за рамки любых однозначно закрепленных ярлыков. В данном вопросе уместно проведение параллелей между Мацейной и русскими философами (от Бердяева до Лосева), но также и между Мацейной и Хайдеггером, с творчеством которого литовский философ познакомится лишь после Второй мировой войны. Завершающие строки «Падения буржуазии» заставляют вспомнить рассуждения о das Man в ситуации предсмертного страха (Angst).

* * *

Важное значение имеют прямые и косвенные параллели раннего Мацейны с русской классической философией, а также вопрос о степени его знакомства с ней. В первую очередь, речь здесь идет о цитированиях Н.А. Бердяева и В.С. Соловьева, а также о перекличках с сочинениями В.Н. Ильина и Е.Н. Трубецкого. Будет выявлен перечень западноевропейских философов, социологов, психологов, богословов первой половины XX в., на которых постоянно ссылался Мацейна. Прежде всего, следует отметить колоссальное влияние на Мацейну Вернера Зомбарта и его труда «Буржуа»[9]. Из других классиков в этом ряду заслуживают упоминания Вильгельма Виндельбанда и Якоба Буркхардта, Николая Гартмана и Рудольфа Отто, Георга Зиммеля и Романо Гвардини. Крайне важна ссылка Мацейны на Макса Шелера и особенно на Отмара Шпанна. Другие имена сейчас менее известны, но в рамках католической традиции не менее влиятельны.

Лишь ссылок на англоязычных философов, теологов, писателей мы не встречаем на страницах трудов Мацейны. Его изоляция от британской и американской мысли XIX – XX веков, несомненно, оказала отрицательное влияние на полноту приводимых философом аргументов и примеров, хотя данный факт еще ярче демонстрирует самостоятельность мысли Мацейны. Однако тем интереснее исследовать случаи ярких совпадений между социальными доктринами Мацейны и его английских коллег 1930-х годов, от Г.К. Честертона до К. Доусона[10].

* * *

Альтернативой буржуазному духу в условиях мирового падения буржуазии и конца ее исторической эпохи Мацейна считал прометеизм, человекобожие, титанизм. Наиболее очевидное в этой связи имя Ф. Ницше Мацейна по каким-то причинам не упоминает ни разу, предпочитая ссылаться на древнегреческого Прометея, на мастеров эпохи Возрождения и на демонический романтизм первой половины XIX века.

Мацейна называет прометеизмом желание человека самоутвердиться абсолютно, выполнить христианскую задачу обожения (теозиса) – задачу, чуждую буржуазному типу – однако сделав это не при помощи синергии с Богом, а вопреки нему, бросая вызов Небу земными силами («добьемся мы освобожденья своею собственной рукой»). В конечном счете, прометеевских героев всегда ждет падение и гибель, но и в своем падении  они привлекают симпатии многих титанизмом и трагической эстетикой бунта. Мацейна убежден, что человек бесконечен и богоподобен потенциально. В принципе, он более велик, чем весь космос. Однако чтобы стать подобным Богу актуально, нужно немало потрудиться на ниве соработничества с Богом, пройти через суровую аскезу. Ренессансные и романтические герои не желают идти этим сложным путем. Они предпочитают бросить вызов Создателю открыто или, как Фауст, прибегнуть к помощи нечистой силы. В итоге происходит трагедия: человек, призванный к творчеству (здесь Мацейне очень пригождается бердяевская философия творчества), чтобы подражать Творцу Вселенной, срывается и гибнет.

Мацейна не скрывает, что для него прометеизм лучше буржуазии, но не закрывает глаза на то, что прометеевские люди сознательно творят зло, на них всегда лежит оттенок демоничности. В итоге, по мысли Мацейны, прометеевский человек, мня себя божеством или сверхчеловеком, уничтожает всё собственно человеческое, а тем самым и самого себя. В конечном счете, люди в руках прометеевских гениев становятся лишь винтиками, нужными для выполнения их великих замыслов, например, для построения великой культуры. Критика ренессансного прометеизма и постренессансной буржуазии у Мацейны сливается в одно русло и предвещает их гибель. Здесь же предполагается рассмотреть отношение философа к формам прометеизма XX века – советскому большевизму и немецкому нацизму.

Особого внимания в данном контексте заслуживает оценка человекобожия и прометеизма в русской и английской мысли XIX – XX вв., перекликающаяся с Мацейной. Указанные параллели не случайны: вся европейская и русская культура XIX–XX веков развивалась под знаком нарастающего богоборчества и претензий на сверхчеловеческое спасение своими собственными силами. Вполне естественно, что наиболее проницательные католические и православные мыслители уделяли пристальное внимание данной проблеме, предупреждая о фатальном характере героев прометеевского типа, путь которых неизбежно заканчивается поражением и смертью.

* * *

Еще одно произведение Мацейны, представленное в данном издании – «Философия языка», написанное в последние годы жизни и опубликованное посмертно (1982–1990).

Примечателен диалектический подход философа к языку. Мацейна утверждает неизбывную антиномию: у религии нет своего языка и в то же время есть свой язык[11].  Отсюда вытекает тезис Мацейны о том, что в принципе на всех живых языках возможны молитвы и богослужение. Это вновь делало Мацейну диссидентом внутри римо-католической Церкви. Правда, на этот раз дело происходило уже после Второго Ватиканского собора, заменившего по всему миру латинскую литургию богослужением на национальных языках. Однако собор настаивал на буквальном, дословном переводе латинских текстов на родные языки, а Мацейна настаивал на том, что латинские тексты следует переводить на литовский язык по общему смыслу, а не буквально, используя всё лексическое, морфологическое и синтаксическое богатство родной речи.

От частного вопроса о переводе богослужебных текстов Мацейна в 1980-е годы поднялся к философии языка в целом. В докладе будет очерчен и проанализирован круг античных и западноевропейских философов, на которых ссылается Мацейна в своем труде о языке. Отдельной проблемой являются параллели между философией языка Мацейны и русских классиков XX века, особенно Флоренского и Лосева.

В целом, по мнению Мацейны, на каждом языке имя вещи указывает на тот или иной аспект ее сущности, на разный угол зрения, под которым народы воспринимают одни и те же объективно данные им вещи. «Народ интерпретирует мир, людей и Бога через свой язык. Различие языков тогда есть различие этих интерпретаций, а в то же время и различие душ народов»[12]. По Мацейне, каждый язык формирует определенную картину мира, а это делает однозначный перевод на иные языки невозможным (гипотеза лингвистической относительности Сепира – Уорфа).

Недавний выход на русском языке труда Альгирдаса Греймаса, другого литовского классика XX века, в котором уделено большое внимание вопросам литовского языка и этимологии мифологических имен, свидетельствует о востребованности данной проблематики в наши дни[13].

[1] Мацейна А. Великий инквизитор. СПб., 1999; Мацейна А. Тайна беззакония. СПб., 1999; Мацейна А. Драма Иова. СПб., 2000; Мацейна А. Агнец Божий. СПб., 2002; Мацейна А. Бог и свобода. М., 2009.

[2] Например: Прибыткова Е.А. Несвоевременный современник: Философия права В.С. Соловьева. М., 2011. С. 204–205.

[3] Мацейна А. Падение буржуазии / Пер. с литов., предисл. и коммент. М.В. Медоварова. СПб.: Владимир Даль, 2019. 413 с.

[4] Jokubaitis A. Stasis Šalkauskis and Antanas Maceina as political philosophers // Lithuanian political science yearbook-2000. Vilnius: Vilnius University, 2001. P. 47–65.

[5] Parčauskas M. Kaip iš Maceinos pagaminti marksistą // Nepriklausomybės sąsiuviniai. 2016. № 14. URL: https://www.lrt.lt/naujienos/lietuvoje/2/125487/nepriklausomybes-sasiuviniai-kaip-is-maceinos-pagaminti-marksista

[6] Мацейна А. Падение буржуазии. С. 138.

[7] Цит. по: Корнеева-Мацейнене Т.Ф. Путем философии // Мацейна А. Великий инквизитор. С. 33.

[8] Цит. по: Там же. С. 21.

[9] Зомбарт В. Буржуа: этюды по истории духовного развития современного экономического человека // Зомбарт В. Собрание сочинений в 3 т. Т. 1. СПб., 2005. С. 27–478.

[10] Доусон К.Г. Католицизм и буржуазный дух / пер. с англ. яз., примечания и послесловие М.В. Медоварова // Труды Нижегородской духовной семинарии. Сборник работ преподавателей и студентов. Вып. 16. Н.Новгород, 2018. С. 223–239.

[11] Мацейна А. Падение буржуазии. С. 397, 398.

[12] Там же. С. 353.

[13] Греймас А.Ю. О богах и людях: Исследования по литовской мифологии. М., 2017. 448 с.