Илл.: Собравшиеся на Дворцовой площади слушают обращение Николая II с обещанием не заканчивать войну, пока хоть пядь русской земли будет занята неприятелем. Санкт- Петербург, 2 августа 1914 года.
БАЛКАНСКИЙ КРЕСТ КНЯЗЯ ГРИГОРИЯ НИКОЛАЕВИЧА ТРУБЕЦКОГО.
В начале осени 1912 г., в ходе развития Балканского кризиса, в австрийском периодическом издании «Neue Freie Presse» вышла обстоятельная статья, автор которой высказал серьезные опасения, что Балканская компания может перерасти в общеевропейский конфликт. По прошествии двух лет это пророчество оправдалось. 15 июня 1914 г. [1] в боснийском г. Сараево прозвучали роковые выстрелы, эхом прокатившиеся по всей Европе и погрузившие человечество в пучину Первой мировой войны. 10 июля в 6 часов вечера Австро-Венгерское правительство предъявило Сербии пресловутый ультиматум из 10 пунктов, «поставивший Европу, – по словам С.Д. Сазонова, – сразу на край пропасти, создав положение, из которого трудно было найти иной выход, как европейская война» [2]. Сербское правительство попыталось сформулировать достаточно примирительный ответ на предъявленную ноту, но всё же отклонило некоторые требования, содержавшиеся в ней. В результате 15 июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну. В свою очередь в ночь на 18 июля Николай II объявил всеобщую мобилизацию.
Буквально за неделю до этого события, в самый разгар австро-сербского кризиса, 10 июля 1914 г. в Белграде скоропостижно скончался чрезвычайный посланник в Сербии Н.Г. Гартвиг. На этот пост был назначен князь Григорий Николаевич Трубецкой, ранее занимавший должность главы ближневосточного отдела МИДа. Однако последний до середины ноября 1914 г. был временно оставлен министром иностранных дел С.Д. Сазоновым в Петрограде, и приступил к руководству Сербской миссией только 25 ноября 1914 г., во время возобновившихся ожесточённых сражений сербской армии с вооруженными силами Австро-Венгерской империи. Насколько Российский император рассчитывал на блицкриг как минимум на Балканском театре военных действий, видно из напутственных слов Николая II князю Г.Н.Трубецкому во время прощальной аудиенции последнего: «Отпускаю Вас ненадолго; к Пасхе я Вас вызову, так как Вы уже нужны при выработке условий мира» [3].
Эскалация военно-политической ситуации на Балканах и связанное с ней ухудшение социально-экономического климата в Сербии отразилось, прежде всего, на Нише, небольшом городе на юге страны, временно ставшем столицей Сербского государства. Население немногочисленного провинциального города с учетом миграционного прироста, раненых и пленных, стремительно увеличилось в пять-шесть раз. Социальная депривация мигрантов, толчея и обездоленность, антисанитарные атмосфера спровоцировали эпидемическую вспышку брюшного и сыпного тифа и оспы, сопровождавшуюся большой смертностью даже в достаточно обеспеченных округах.
В это время усилиями Трубецкого при миссии был создан Комитет помощи сербам и черногорцам, председателем которого стала супруга князя – княгиня Мария Константиновна Трубецкая. В состав Комитета вошли жена премьер-министра Сербии Д. Пашич, епископ Нишский Досифей и несколько сотрудников Российской императорской миссии в Нише. МИД Российской империи через учрежденный при Русской императорской миссии Комитет координировал распределение гуманитарной помощи на местах.
С начала 1915 г. Г.Н. Трубецкой фактически ежедневно информировал МИД России об опасности распространения пандемии тифа и некачественном медицинском обеспечении в Сербии. Решающей опорой в данном вопросе в России стала княгиня М.К. Трубецкая. Последняя послала городскому голове г. Москвы Н.В. Челнокову выдержки из писем мужа: «Сербы – пишет Г.Н. Трубецкой – побеждают по всей линии. Это удивительный народ. Нельзя перед ними не преклоняться. Ниш наполнен беженцами. Здесь обычно 25.000 населения, теперь – более ста. В Зайгарах, где работает русский госпиталь, доктор сказал мне, что рядом, в сербском госпитале на 650 раненых один доктор, и от переутомления обнаруживает признаки ненормальности. Громадное количество раненых толпится на станциях, ожидая эвакуации в давно переполненные госпитали. Беженцы полуодеты и полуобуты. Все сербы работают и по мере возможности помогают несчастным. Всё же ощущается острый недостаток в средствах. В Нише творится нечто неописуемое. Вместе с тем это такой терпеливый и всё сносящий народ… Я видел пленных австрийцев-солдат с радостными лицами. 2.000 пленных прошли по Нишу со славянскими песнями. Австрия неминуемо развалится с такими солдатами». Княгиня Трубецкая просит Н.В. Челнокова содействовать посылке санитарного отряда в Сербию»[4]. Одновременно М.К. Трубецкая опубликовала в газете «Биржевые ведомости» обращение к населению России о сборе средств и гуманитарной помощи для Сербии. Комитет по сбору средств в Москве возглавила сестра Г.Н. Трубецкого – княгиня Мария Николаевна Гагарина. Сама же М.К. Трубецкая, поставив себе задачей организовать санитарный отряд, выехала в Петроград, где договорилась с городскими властями об отправке на Балканы несколько вагонов с гуманитарным грузом. Вследствие чего начальник Мобилизационного отдела Красного креста А. Чеманский уже 5 января 1915 г. доложил в МИД России:
«Главное управление Российского общества красного Креста имеет честь сообщить Министерству иностранных дел, что им 15 сего января командируется из Москвы в Сербию для оказания медицинской помощи раненым и больным воинам сербской армии госпиталь Красного Креста на 200 кроватей, сформированный при участии Московской Иверской общины сестер милосердия и княгини Марии Константиновны Трубецкой. Персонал госпиталя состоит из 34 лиц, в том числе помощница уполномоченного госпиталем княгиня М.К. Трубецкая, пять врачей, провизор, 11 сестер милосердия, заведующий хозяйством, секретарь, заведующий рентгеновским кабинетом, два монтера, десять санитаров и одна сиделка <…>. С персоналом следует материальное оборудование госпиталя в составе шести вагонов груза <…>»[4].
Санитарный отряд княгини Трубецкой, названный «Московским», прибыл в Ниш 24 января 1915 года. Управление отрядом было поручено хирургу С.И. Сиротину. Сам чрезвычайны посланник позже в своих воспоминаниях написал много теплых слов о членах отряда. Практически с первых дней прибытия в Ниш, душей отряда, по словам князя, стала молодой врач В.В. Семянникова – «очень разумная, с прекрасным ровным характером. Она сглаживала недоразумения, поддерживала дух тех, кто был <…> малодушен и боялся болезней [5].
Критическое состояние медицинского и санитарно-эпидемиологического обеспечения Трубецкой связывал с отсутствием в Белгородском университете медицинского факультета, в результате чего сербские врачи в недостаточном количестве вынуждены были получать профильное образование в России или Австрии. Кроме того, большинство имеющихся медицинских сотрудников города были призваны на военную службу, в итоге население было оставлено практически без медицинского обеспечения. Медпункты и стационары были настолько переполнены, что об эффективном лечении и должном внимании к пациентам речь даже не шла. На 300 больных приходился один врач. «В Сербии – вспоминал Трубецкой, – <…> почти совсем не было сербских сестер милосердия, а те, которые были, редко соглашались ходить за заразными больными, или дежурить по ночам в больницах <…>» [6]. С учетом всех этих причин, одновременно с прибытием в Ниш «Московского» санитарного отряда сербское правительство безотлагательно выделило для лазарета в распоряжение русских врачей просторное помещение королевской гимназии. Однако ко дню прибытия российского санитарного поезда эпидемия достигла своего апогея. Вследствие чего уже 27 января 1915 г. Трубецкой сообщил министру иностранных дел С.Д. Сазонову:
«Милостивый государь, Сергей Дмитриевич. Телеграммами от 24 сего января № 100 и № 102 и от 26 января за № 109 я счел долгом довести до сведения императорского министерства об эпидемии здесь усилений всех видов тифа брюшного, возрастного и сыпного, а также черной оспы, скарлатины и дифтерита. Для борьбы с ними правительство оказалось совершенно бессильным. Нет врачей, нет совершенно санитаров, и только теперь обсуждают меры изоляции больных от еще здоровых <…>. Помещением (для военнопленных. – А.Ф.) служат конюшни. В стойлах на соломе и на полу валяются умирающие, рядом с ними уже окоченевшие трупы. Тут же помещаются еще не заболевшие люди <…>. Отряд, прибывший сюда с моей женой, ставит своей задачей возможно шире развить деятельность в борьбе с различными видами нужды <…>. Теперь же часть персонала будет особо выделена в барачные больницы для эпидемий <…>».
На документе присутствует помета Николая II: «Следует чем-либо помочь». Царское Село. 16 февраля, 15 г.[7].
По настоянию Трубецкого, начальником санитарно-медицинской организации г. Ниша и консультантом всех славянских медико-санитарных экспедиционных отрядов в Сербии был назначен приват-доцент медицинского факультета Томского университета Сергей Квинтилианович Софотеров, блестяще проявивший себя во время Первой балканской компании 1912 – 1913 гг. Ему же князь поручил подготовить комплекс мероприятий по улучшению санитарно-эпидемического состояния в Нише и прилегающих территориях города, целиком, по решению правительства Сербии, перешедших под медицинский контроль русских. Готовая программа была предоставлена на обсуждение сербскому правительству 8 февраля 1915 г. В результате было принято решение разделить Ниш на четыре отдельных участка, за каждым из которых закреплялся особый врач с помощником. Всем им были предоставлены должностные полномочия, кроме того, все они были усилены группой дезинфекторов с препаратами соответствующего целевого назначения.
Эпидемия тифа напрямую коснулась отряда российских медиков, расположившегося обособленно на постоянной основе в специально отведенных бараках за городом. Эту эпидемиологическую группу возглавила Надежда Владимировна Марцинкевич, ранее получившая профильное образование в Санкт-Петербургском женском медицинском институте. Изолированный госпиталь включал в себя стационарное помещение и амбулаторию, в которой добровольно приходили эпидемиологическое обследование жители близлежащих поселений. Только Марцинкевич принимала до 100 человек в день. Всего же за первое полугодие работы амбулатории было освидетельствовано около 15 тысяч больных.
Помимо организации и проведением медицинских мероприятий по борьбе с пандемией тифа и оспы, Комитет придавал большое значение увеличению роли питания в среде особо нуждающихся слоев населения с целью повышения иммунитета и поддержки нормальной жизнедеятельности людей. Городское управление Ниша составило списки особо обездоленных, а кроме того раздавало специально изготовленные карточки на право получения горячего питания. В четырех районах города были устроены кухни для раздачи обедов по карточкам.
Отдельное внимание Комитета было сфокусировано на детях беженцев, нуждающихся не только в горячем питании, но во внимании и заботе. Благодаря предприимчивости епископа Досифея и активной поддержки княгини Трубецкой 25 марта Комитету удалось устроить сиротский дом на окраине города при храме св. Николая. Поначалу это был дневной приют на 150 детей, в котором их кормили горячей пищей, поили молоком и какао. Нуждающимся детям выдавалась верхняя одежда и белье из гуманитарной помощи. Позже приютили 40 круглых сирот, для чего рядом с храмом наскоро пристроили небольшой домик. Общим обучением и воспитанием детей бесплатно занялись две сербские учительницы, обучая их, помимо прочего, и русскому языку. Позже Трубецкой отмечал в своих воспоминаниях, что раздача горячих обедов оказала большое содействие в деле пресечения эпидемии, поскольку среди беженцев было достаточно много таких людей, которые несколько месяцев не имели горячего питания. В июне 1915 г., благодаря профессиональным действиям санитарного отряда вспышку эпидемических заболеваний в Нише большими усилиями удалось нейтрализовать. Тем не менее, с декабря 1914 г. по октябрь 1915 г. эпидемия брюшного и сыпного тифа унесла от 30 000 до 35 000 жизней военнослужащих сербской армии; в свою очередь статистика смертности мирного населения до сих пор остается неизвестной [8].
Многосторонняя гуманитарная активность Русской императорской миссии была прервана новой эскалации военных действий. 24 сентября 1915 г. германские и австро-венгерские войска начали полномасштабное наступление на Белград, а в начале октября Болгария оккупировала Сербию и Македонию, блокировав через несколько дней железнодорожную солоникскую линию, в результате чего сербская армия лишилась последней возможность соединения с союзными частями. К середине октября сопротивление сербов на всем театре военных действий было сломлено. После чего 15 октября Трубецкой доложил Сазонову, что сербское правительство рекомендовало всем иностранцам покинуть Ниш. Вслед за тем князь отправил дополнительную телеграмму в МИД, сообщая, что по причине большого количества раненых и невозможности полной эвакуации российских учреждений часть персонала русских больниц выразила готовность остаться в Нише. Для управления деятельностью оставленных на оккупированной территории российских медицинских организаций в Нише остался консул Емельянов, которому было поручено в качестве последней меры постараться обеспечить эвакуацию оставшихся учреждений.
29 октября на чрезвычайном совещании правительства Сербии в г. Крушевац премьер-министром Пашичем и принцем-регентом Александром Карагеоргиевичем было принято решение о начале отступления остатков сербской армии через Черногорию и Албанию к Адриатическому морю с целью дальнейшей эвакуации на о. Корфу, и далее на Салоникский фронт. А уже 18 ноября из МИДа было доставлено секретное указание на имя Трубецкого, которому предписывалось «разделить участь сербского правительства», что в условиях безнадежного отступление сербской армии фактически означало быть готовым к самопожертвованию:
«Секретная телеграмма министра иностранных дел посланнику в Сербии.
Срочная. Через Рим.
Считая необходимым, чтобы представитель России разделил участь сербского правительства, прошу Вас не покидать последнего и оставаться все время при нем. (подп.) Сазонов» [9].
Ценность свидетельств личных воспоминаний посланника Русской императорской миссии и его переписки с МИДом состоит не только в том, что они позволяют подробно воспроизвести героическую деятельность миссии в Нише и детально реконструировать отдельные сюжеты, связанные с событиями Первой мировой война на Балканском театре в период конца 1914 – начала 1916 гг., но и отражают бытовые нюансы самоотверженного перехода сербов.
В конце ноября сербское правительство и остатки сербской армии сосредоточились в албанском г. Скутари, где было объявлено виновным в военном поражении и смещено высшее руководство сербской армии. Здесь же прошёл памятный парад сербской армии, который пораженный французский журналист А. Барби назвал «дефиле живых трупов». Спустя несколько дней 29 декабря 1915 г. Трубецкой телеграфировал Министру иностранных дел России:
«Секретна телеграмма посланника при Сербском дворе.
Вызвав сегодня, 29 декабря, посланников, Пашич заявил, что взятие Ловчена и Негуша открывает австрийцам дорогу на Скутари. Он настаивает на немедленной посылке в Дураццо, и особенно в Медую, возможно большего количества транспортов, дабы спасти сербскую армию, ибо австрийцы могут через несколько дней быть в Скутари <…>. Пашич заявил, что пока значительная часть войск, от 20 000 до 30 000 не будет посажена на суда, правительство не может уехать. Мои коллеги и я единодушно оцениваем положение как крайне критическое, и мы считаем необходимым самым энергичным образом настаивать на безотлагательном принятии мер к немедленной отправке морем Сербской армии. (подп.) Трубецкой» [10].
Надо сказать, что если отрезок пути от Рашки до Митровицы Трубецкой и другие дипломаты преодолели во вполне сносных условиях, поскольку, по воспоминаниям Трубецкого, «в распоряжение дипломатов были даны два четырёхместных автомобиля и 3 грузовых. Так как нас всех было свыше 20 человек <…>», то дальнейший переход через перевалы Албании был неизмеримо труднее, особенно для солдат и гражданских беженцев. «Сколько попадалось нам людей, – вспоминал Трубецкой, – едва передвигавших ноги и ложившихся вдоль дороги. Все ли дошли до моря – им не у кого было просить и искать помощи – все были в том же положении. На каждом шагу лежали брошенные издыхающие лошади. Они также были так слабы, что многие не могли выдержать ни малейшего напряжения. Если встречалась какая-нибудь неровность, или приходилось перевозить повозку через канаву, они тут же падали и издыхали. В некоторых местах нам приходилось переходить канавы по трупам лошадей, увязшим в землю. По обе стороны дороги виднелись свежезасыпанные могилы с крестами. Это были трупы людей, из коих многие долго ждали своего погребения и, видно, дождались его лишь накануне, когда стало известно, что по этой дороге пойдут наследник и дипломаты. Поистине путь от Скутари до Медуи мог быть назван крестным путём страданий сербского народа» [11].
Согласно статистическим данным российского Генштаба, с середины января до начала февраля 1916 г. на о. Корфу были эвакуированы 88 тысяч человек, находились в пути ещё 8 тысяч человек. К этому времени в окрестностях албанского г. Влёра оставались около 30 тысяч человек, и еще около 7 тысяч человек дожидались эвакуации в приморском албанском г. Дурресе [12].
Что касается остатков санитарного отряда княгини М.К Трубецкой, то после получения приказа об эвакуации отряд покинул Ниш. Во время перехода врач Н.И. Сычев с разрешения принца-регента Сербии Александра Карагеоргиевича организовывал перевязочные и питательные пункты по пути следования войск и беженцев до тех пор, пока не закончились запасы медикаментов и продуктов. А в декабре 1915 г. в газете «Московские ведомости» вышла небольшая статья, в которой сообщалось, что отряд, часть которого возвратился в Россию в количестве 13 человек, героически выполнил свою миссию на Балканах, пережив все невзгоды военного времени. Далеко не все врачи и сестры милосердия остались в живых, а две из них, М.К. Горейнова и Л.Е. Гальцева, добровольно остались в Нише, посчитав долгом быть рядом со своими больными.
Образовательный фонд им. братьев Сергея и Евгения Трубецких благодарит внучку князя Г.Н. Трубецкого и княгини М.К. Трубецкой княжну Елизавету Сергеевну Трубецкую /Канада/ за любезно предоставленные фотоматериалы для подготовки статьи.
[1] Все даты в статье приводятся в соответствии с действующим на тот период времени в Российской империи юлианским календарем.
[2] Сазонов С.Д. Воспоминания – М.: Международные отношения, 1991. С. 184.
[3] Осоргин М.М. Воспоминания… – М.: «Рос. Фонд Культуры», Студия ТРИТЭ, «Российский Архив», 2008. С. 842.
[4] Из письма русского посла в Сербии // Нива. – 1915. – №1 – C. 2.
[5] Отношение Российского общества Красного креста в МИД России / Министерство иностранных дел в годы Первой мировой войны. Сборник документов. – Тула: АКВАРИУС, 2014. С. 725.
[6] Цит. по: Листая страницы сербской истории / под общ. редакцией Е.Ю. Гуськовой. – М.: Индрик, 2014. С. 271.
[7] Цит. по: Шемякин А.Л. Русские о Сербии и сербах. – СПб.: АЛЕТЕЙЯ, 2006. С. 617.
[8] Письмо посланника России в Сербии Г.Н. Трубецкого Министру иностранных дел С.Д. Сазонову / Министерство иностранных дел в годы Первой мировой войны. Сборник документов. – Тула: АКВАРИУС, 2014. С. 726-727.
[9] Cм. Денда Д. Сербский народ в I Мировой войне / Россия и славянский мир в войнах и конфликтах XIX – XXI веков. Сборник статей – М.: Модест Колеров, 2018. С. 71.
[10] Телеграмма Министра иностранных дел С.Д. Сазонова посланнику России в Сербии Г.Н. Трубецкому / Министерство иностранных дел в годы Первой мировой войны. Сборник документов. – Тула: АКВАРИУС, 2014. С. 748.
[11] Телеграмма Посланника России в Сербии Г.Н. Трубецкого Министру иностранных дел С.Д. Сазонову / Министерство иностранных дел России в годы Первой мировой войны. Сборник документов. – Тула: АКВАРИУС, 2014. С. 240.
[12] Цит. по: Вишняков Я.В. «Сербская Голгофа» глазами русских дипломата и генерала // Военно-исторический журнал. – 2016. – №4. – С. 59.
[13] Там же. С. 53.