Илл.: Андрей Рублев. Рождество Христово. 1405 г.
РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО
Рождение Христа — рождение Бога от человека, второе рождение — (Бога Сына, первым рождением которого является предвечное Его рождение от Бога Отца. Но рождение Бога от человека есть и вочеловечение Бога, становление Его и совершенным человеком, так что в рожденном Христе «явлена вся полнота Божества телесно», т.е. в человеческом теле.
Однако, рождаясь по человечеству, вочеловечиваясь и воплощаясь. Иисус Христос не перестает быть Богом. Он — Богочеловек, Бог и Человек; и тем не менее Он не две личности, а одна Божественная Личность, в самосознании которой вполне согласуются и осуществляются два естества, две воли, две деятельности: Божеская и человеческая.
Как Бог, Христос одной сущности с Отцом; как Человек, Он — одной сущности со всеми людьми — Это значит, что Он и все люди составляют одно вполне реальное, конкретное единство, а не единство только по названию, что Он и все они — одно человеческое естество, одно человечество, хотя и многоличное, ибо ни одна индивидуальная человеческая личность не есть индивидуальная личность Иисуса.
Таким образом, рождаясь от человека, Бог в самом точном смысле слова вочеловечился. Он стал не только отдельным человеком, но человечеством, т.е. и всеми людьми. Разумеется, мы говорим «стал» как бы с точки зрения Бога, а не с точки зрения наших временных различений. Для нас Он еще «станет» теми людьми, которые родятся, «становится» — теми, которые ежемгновенно рождаются, «стал» — теми, которые родились и ( по- нашему) до Его рождения, И еще в одном смысле Он, как все человечество, только еще рождается. — Ведь человечество еще не совершенно. Еще ни один человек, кроме Иисуса, не обладал полнотою Богочеловеческою самосознания, лишь в ничтожной степени к этому самосознанию приближаясь. Да и сам Иисус непорочен, праведен, совершеннейший, но в несовершенном мире ограничен необходимостью, носит «зрак рабий» и не прославлен еще. Должно быть и есть еще одно измерение бытия — его совершенство. Оно не приходит, на смену этой нашей жизни и ее не отменяет, не делает ненужною, не, обесцвечивает, как обычно толкуют христианство враги Православия, а часто и сами православные. Оно сохраняет в себе всю эту нашу жизнь, ее только восполняя и совершенствуя. Его мы, по немощи нашей, помещаем в будущее нашего времени и смешиваем с эмпирически осуществленными идеалами. Но оно выше всего, эмпирически осуществимого и не в эмпирическом будущем: не на горизонталь времени, а вертикально к времени.
Итак, Бог родился и вочеловечился во Христе, и Бог во всем человечестве, во всех людях, прошлых, настоящий и будущих, воплощается, хотя и не так, как во Христе, а чрез Него и после Него. И это только нам кажется, будто, рождение человека простая и натуральная вещь. Человеческого рождения совсем бы не было, если бы в нем от человека и Бог не дождался и не вочеловечивался, если бы не было Рождества Христова, тайны и таинства Богородичных.
Но что же это такое воплощение Бога во всяком человеке, «облечение» человека во Христа, рождение его от Бога и на речение его сыном Божьим?
Боговочеловечение во Христе есть соединение Бога с человечеством в одной личности и в одну Личность, которая и есть, сам, Бог. Но если у совершеннейшего человека Иисуса Христа нет особой человеческой личности, не может быть человеческой тварной личности ни у одного человека. Значит, личность всякого человека не что иное, как сама Божественная Личность Сына Божия, только в ином обнаружении, в ином лике, чем лик брата нашего Иисуса. Бог воплощается во всем человечестве как в единстве и в конкретном целом: Но, воплощаясь, Он различает человечество и творит каждого отдельного человека как особого причастника особому лику Бога Сына. Для Бога это творение и обожение человека, для человека — свободное самовозникновение и Богоусыновление.
Таков догматический смысл Рождества Христова, Здесь не место вдаваться в уясняющие его умозрения. Но следует хоть указать на жизненный его смысл, т.е. — передать догму другими словами.
Если мы утверждаем, что человеческому сознанию, хотя бы в наималейшей степени, доступна несомненная, безусловная истина, — мы (по крайней мере, бессознательно) утверждаем, что наше (всегда личное!.) сознание соединено с безусловным. А так как безусловное и есть Бог, мы, стало быть, признаем наше личное со знание Богочеловеческим, а Бога — в человечестве воплощающимся. Конечно, это еще не исповедание христианства; но это, во всяком случае, предварение его. Не признавать же ничего безусловно и несомненно истинного значит отказываться от всякой деятельности, ибо ради относительно истинного и ради сомнительного не только жертвовать собою, терпеть лишения, страдать, но и вообще что либо делать не стоит. А ничего не делать то же самое, что не жить.
Если мы стремимся сделать людскую жизнь лучше и справедливее, если притом надеемся, что идеал наш осуществится (а иначе — зачем его выставлять и к нему стремиться?), — нам надо самую малость подумать, чтобы еще больше подойти к исповеданию Рождества Христова. — В самом деле, мы хотим совершенства, а совершенство эмпирически невозможно, хотя бы потому, что сейчас-то мир не совершенен. Мы хотим, далее, совершенства для всех людей, а значительная их часть умерла и еще долго будет умирать в страданиях и несовершенстве. Очевидно, либо лучшие и самые дорогие нам желания наши весьма жалкие и сомнительные иллюзии, либо есть иное измерение бытия, то совершенство бытия, где содержится целиком и восполняется все, что мы осуществляем и над чем трудимся. А это и значит, что человечество соединено с Богом и в Боге не пропадает, но — умирая, воскресает.
Если мы не мечтаем о каком-то призрачном «чисто-духовном» бытии и во имя такой противоестественной и грешной мечты не отрицаем конкретной жизни, живого тела, материи, — у нас только один выход: признать абсолютную ценность всего этого. И другими словами мы скажем, что конкретная жизнь с ее трудом и борьбой, живое человеческое тело, материя — соединены с Богом и обожены, т.е. Бог в человечестве рождается и воплощается, тем сам человечество обожая.
Наконец, всякого человека волнует и беспокоит мысль о его смерти, о конце его личности. Эта мысль преодолима лишь со знанием Божественности личности, соединенности человека с Богом, который не изменяется и тому, кого полюбил, не изменяет. Божественность же индивидуальной личности засвидетельствована рождением на земле индивидуального Богочеловека Иисуса Христа.
Рождество Христово — самый конкретный, самый «материальный» из христианских праздников. Оно — оправдание плоти и конкретности. Но оно отнюдь не оправдание несовершенства. Христос рождается не для того, чтобы родиться, а для того, чтобы пострадать и умереть, умереть, как сама Божественная Личность; умирает же Он, чтобы воскреснуть и всех воскресить, т.е. открыть двери в высшее измерение бытия. Поэтому ни страдание, ни смерть нас не смущает: у нас есть Воскресение Христово. Будь у нас только Воскресение, мы были бы отрицателями мира, мы боялись бы смерти. Но у нас есть еще и Рождение Христово; и потому говорим мы не о бегстве от мира, не о замене его каким-то иным, бесплотным, ни Богу, ни нам не нужным, но о действенном преображении этого самого нашего мира.
Л.П.Карсавин
Публикуется по:
«Евразия»:Еженедельник по вопросам культуры и политики.
Clamart (Seine), France, 1929 г., 5 января, №1. С.1-2.
ПУБЛИКАЦИЮ ПОДГОТОВИЛ Владимир Шаронов.