Илл.: Пит Мондриан. Серое дерево. 1911 .

После смерти Василия Васильевича Розанова 5 февраля 1919 его наследникам достался колоссальный по объёму литературный архив писателя, любовно собранная библиотека и замечательная коллекция античных монет. Дочери Розанова, несмотря на свой ещё достаточно юный возраст (старшей из них, Татьяне, вот-вот должно было исполниться 24 года), отчётливо осознавали масштаб личности отца и значимость его вклада в развитие отечественной литературы и религиозно-философской мысли. В их отношении к наследию не было и тени корысти, хотя время было трудным и материально тяжёлым. Бережно хранили они и перевозили с собой многочисленные рукописи Розанова, письма современников, книги, фотографии, личные вещи отца.

Впервые расстаться с большей частью архива они решились лишь в 1934, откликнувшись на предложение только что созданного Государственного Литературного музея. Тогда, по свидетельству Надежды Васильевны Розановой (Верещагиной), музеем были приобретены рукописи целого ряда неизданных произведений Розанова и «до 1000 писем разных литераторов, художников и просто читателей» ¹. Литературный музей стал первым государственным учреждением, который принял на себя заботу о сохранении творческого наследия Розанова. Незначительная часть архива Розанова, в том числе его переписка с Д.С. Мережковским и З.Н. Гиппиус, находилась в то время в Государственной библиотеке им. Ленина, куда перешла в составе  собрания

Румянцевской библиотеки.  В середине 1930-х Надежда Васильевна хлопотала, чтобы и эта часть розановского архива была передана в Литературный музей. В письме, обращённом к руководству рукописного отдела Библиотеки им. Ленина, она сообщала: «Литературный музей, обладая в настоящее время огромными материалами и непрерывно приобретая от частных лиц письма В.В. Розанова, является единственным и настоящим хранителем литературного наследия В.В. Розанова» ². Эта просьба не была удовлетворена, а розановский фонд Литературного музея разделил участь всего рукописного отдела ГЛМ, когда в 1941 музей был расформирован, а его материалы переданы в ведение архивного  управления НКВД. (Впоследствии он бел переда во вновь созданный Центральный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ, ныне – РГАЛИ).)

В то же время обширный комплекс материалов и большая часть нумизматической коллекции Розанова по-прежнему оставалась в семье. Как пишет в справке «История хранения архива В.В. Розанова», составленной 2 августа 1959, Т.В. Розанова, «в 1943 г. во время блокады Ленинграда, часть архива находилась у сестры, – Надежды Васильевны Верещагиной в квартире, в Ленинграде. Сестры не было в городе, когда была сброшена немцами бомба и разрушена часть квартиры. Архив же сохранился и пролежал в пустой, заброшенной квартире до 1947 г., откуда был вывезен сестрой в Москву и помещён в Государственный Литературный музей <…>.

В 1958 – 1959, после смерти сестры, Н.В. Верещагиной, последняя часть оставшегося семейного архива была сдана мною, Т.В. Розановой, в Государственный Литературный музей» ³.

Поступления в розановский фонд ГЛМ от Т.В. Розановой продолжались и в 1960-е.

На сегодняшний день Государственный Литературный музей располагает третьей (после РГБ и РГАЛИ) по объёму коллекцией розановских материалов. В рукописном отделе числятся 463 единицы хранения общим объёмом 6448 листов, в том числе рукописные материалы к книгам Розанова «Опавшие листья», «Мимолётное», «Последние листья», «Апокалипсис нашего времени», переписка семьи Розановых, воспоминания о Розанове разных лиц, документы семейного архива. Часть материалов рукописного наследия Розанова, хранящихся в фондах ГЛМ, была подготовлена к печати и издана А.Н. Николюкиным и А.А. Ширяевой в 11 томе собрания сочинений В.В. Розанова «Последние листья» (М.: Республика, 2000).

Значительный интерес представляет комплекс документов, связанных с творческой биографией Розанова и историей публикаций его произведений. В частности, «Дело студента историко-филологического факультета  Московского университета Василия Розанова» (Ф. 362. Оп. 1. Д. 163), «Биографические сведения, данные лично Розановым В.В. на анкету… 1909» (Ф. 362. Оп. 1. Д. 77), распоряжение В.В. Розанова об уничтожении книг по еврейскому вопросу (Ф. 362. Оп. 1. Д. 83), записи доходов с изданий 1912 – 1915 (Ф. 362. Оп. 1. Д. 80), библиография книг и статей, составленная Розановым (Ф. 362. Оп. 1. Д. 73) , подписные листы на «Апокалипсис нашего времени» (Ф. 362. Оп. 1. Д. 84), четыре записные книжки с материалами биографического и литературного характера: 1886 – 1900 (Ф. 362. Оп. 1. Д. 85), 1886 – 1917 (Ф. 362. Оп. 1. Д. 86), 1901 – 1917 (Ф. 362. Оп. 1. Д. 87), 1886 – 1918 (Ф. 362. Оп. 1. Д. 88).

Большую ценность представляют материалы дочерей Розанова – Надежды и Татьяны, свидетельствующие об их заботливой и трепетной деятельности по сохранению памяти об отце. Здесь и страницы воспоминаний, и разнообразные сопроводительные записки, комментарии, письма к знакомым В.В. Розанова, копии материалов, переданных в другие хранения (например, записная книжка Т.В. Розановой с копиями дарственных надписей на книгах, вошедших в собрание  Государственной библиотеки им. Ленина, тетрадь Н.В. Розановой с копиями писем отца разным лицам).

Вообще, комментарии и примечания, сделанные дочерьми Розанова, часто представляют собой законченные литературные миниатюры, живо рисующие эпизоды давно ушедшей жизни. Так, на открытке с видом Гринденвальдского ледника в Швейцарии, Т.В. Розанова написала: «Гринденвальд. Горы Швейцарии, где мы были в 1905 с родителями и со старшей сводной сестрой А.М. Бутягиной. Здесь, вечером, я убежала от родителей и скрылась в горах. Родители очень перепугались. Причиной этому послужила обида на А.М. Бутягину, которая на меня не обращала внимания. Долго этот инцидент не забывался в нашей семье» (КП 56089/9). Бесхитростным слогом рассказывает Т.В. Розанова в сопроводительной записке историю книги В.С. Соловьёва «Оправдание добра» из библиотеки Розанова: «Владимир Соловьёв подарил её В.В. Розанову. В.В. Розанов берёг её и хранил её с большим почётом, она всегда стояла на полке, рядом с Достоевским, Леонтьевым и его собственными сочинениями. Однажды, во время переезда на другую квартиру, она по ошибке, попала в ящик с журналами и была продана букинисту. Отец, узнав об этом, очень взволновался, сделал об’явление в газете. И на другой день книга была возвращена отцу человеком, купившем её в книжной лавке. Т. Розанова. 13 мая 1947 г.».

В составе коллекции музея свыше ста пятидесяти фотографий В.В. Розанова, членов его семьи, друзей и знакомых, а также мест, связанных с жизнью Розанова. Большинство из них с автографами.

Розанов, опытный коллекционер, проаннотировал хранящиеся в семейном альбоме фотографии, благодаря чему мы сегодня можем точно атрибутировать всех изображённых на фотографиях лиц. Судя по почерку и чернилам, большинство комментариев сделано в одно время. На одной фотографии есть примечание, датированное январём 1916 (КП 39648). В этот год писателю исполнялось 60 лет. Перелистывая страницы милого прошлого и понимая, что жизнь на исходе, он фиксирует для будущего имена друзей и близких. Подписи, судя по их содержанию, делались Розановым для своих детей, поэтому в них он сам часто фигурирует как «папа». Так, на портрете Ф.Э Шперка (1897) подпись гласит: «Шперк Фёдор Эдуардович, умирающий в Халиле. Друг папы» (КП 56089/7); на портрете  А.К. Драгоева читаем: «Андрей Константинович Драгоев, друг папы и мамы, муж Евгении Ивановны (Апостулопуло. – П.Ф.)» (КП 39664) и т.п. В январе 1916 исполнялось 17 лет сыну Розанова, единственному наследнику фамилии и продолжателю рода (к несчастью, Василий Розанов-младший умер в годы революционного лихолетья в юном возрасте, и отцу довелось пережить горячо любимого сына). Вероятно, именно ему в первую очередь адресовались подписи на фотографиях, а весь альбом предполагалось передать ему во владение. К сожалению, сам альбом (если он был, что скорее всего) до нас не дошёл, и можно только гадать о его составе и структуре. Как бы то ни было, есть несомненная связь всех этих дат и действий Розанова, к ним приуроченных.

Апологет интимного, Розанов бережно хранил фотографии своих гимназических и университетских товарищей, учеников, близких родственников и знакомых. Дарственные надписи и комментарии к ним вносят дополнительные штрихи и уточнения в биографию писателя.

Так одна из ранних фотографий изображает костромского мещанина А.И. Широкого с детьми. Розанов поясняет: «Кострома. Александр Иванович Широкий. Давал писчую бумагу мне, гимназисту I – II кл., снял для меня дом в Костроме мамаши» (КП 38165).

Ещё один памятный человек из детства – Николай Степанович Троицкий «нижегородский врач «для сапожников» (лечил одну бедноту), образованный человек, и странным образом – мой друг, говоривший со мною о Локке, Маколее, английской революции и проч., и вместе страдавший (форменная болезнь) запоем <…>, – вспоминает о нём Розанов  во втором коробе «Опавших листьев»  – Он был братом жены моего брата Коли» ⁴. На фотографии 1875 примечание: «Очень добрый, подарил папе гимназисту IVкл. ружьё и брал его на охоту. Нижний. 1875» (КП 39655).

На другой фотографии запечатлён юноша, стоящий рядом с молодым человеком, который сидит на перилах балюстрады, скрестив руки. Снято в Симбирске в 1871. Читаем пометку Розанова: «Стёпа Ляхтин. 1871 г. стоит. Товарищ папы в Симбирске. Сидит его репетитор-“интеллигент”. Прошу приложить к Оп.<авшим> л.<истьям>» (КП 39648). Во втором коробе «Опавших листьев» есть страстная филиппика Розанова против русской школы и учителей, которые учат всякому отвлечённому знанию, но не говорят о главном – о родине, её географии, истории. В качестве примера вспоминает годы своего учения:

«Учась в Симбирске – ничего о Свияге, о городе, о родных (тамошних) поэтах – Аксаковых, Карамзине, Языкове; о Волге – там уже прекрасной и великой.

Учась в Костроме – не знал, что это имя – ещё имя языческой богини; ничего – о Ипатьевском монастыре. О чудотворном образе (местном) Феодоровской Божией Матери – ничего.

Учась в Нижнем – ничего о “Новгороде низовья земли”, “о Макарии, откуда ярмарка”, об Унже (река) и её староверах.

С 10-ти лет, как какое-то Небо и Вера и Религия:

“Я человек, хотя и маленький, но у меня 24 ребра и 32 зуба”, или, наоборот, чёрт бы их брал, чёрт бы их драл.

Да, ещё: учили, что та кость, которая есть берцовая, и называется берцовою» ⁵.

Скорее всего именно к этой страничке своей книги и хотел приложить Розанов фотографию Стёпы Ляхтина со своим репетитором. Должно быть влияние этого «интеллигента» ощутил на себя и юный Вася Розанов. Во всяком случае в «Опавших листьях» есть ещё одна, пожалуй, наиболее резкая характеристика этого периода жизни писателя: «Я помню, что именно Симбирск был родиною моего нигилизма» ⁶.

Трогательной серьёзностью, передающей общее настроение и тон отношений молодых людей, вступающих во взрослую жизнь (им в эту пору по 18 – 19 лет), наполнены дарственные подписи на фотографиях гимназических товарищей Розанова: «На память Василию Васильевичу Розанову от Николая Максимóвича и Андрея Васильевича Карпова. “Старайся о приобретении верных друзей” (Пример из Греческой грамматики Кюнера, пер. Коссовича). Нижний Новгород. 16 мая 1875 года» (КП 38153); «Василию Васильевичу Розанову Сергей Матвеевич Черкасов» (КП 39631); «Василию Розанову – дарю на память. Твой друг Владимир Алексеев. 9 апреля 1874. Н. Новгород» (КП 38161) и др.

Ученик Розанова из Нижнего Новгорода С. Полтанов, которого будущий писатель, будучи сам гимназистом, видимо, репетировал по латыни, старательно выводит на обороте своей фотографии: «На память от Сергея Полтанова В. Розанову. (ab ejus discipulo obediente) Millesimo octingentesimo diodeoctogesimo anno post Christum natum» (КП 39663).

На портрете юной Анны Пфафф неровным почти детским почерком дарственная надпись: «Дарю на добрую память Василию Васильевичу Розанову. От Анны Пфафф. Москва. 1888 года 24 декабря» и примечание Розанова: «Ученица. Нравилась в 1887 г. Москва» (КП 39636). Судя по дате, фотография подарена на католическое Рождество, и, как видим, свидетельствует о взаимной симпатии молодых людей. Другой женский портрет того же времени проаннотирован Розановым следующим образом: «FrauConstantiaPfaff, у которой папа жил студентом на 3-ей Мещанской. Москва» (КП 38142). Иными словами, Анна Пфафф – ученица Розанова и дочь его домохозяйки. Классическая история отношений.

Каллиграфическая пропись на кабинетной фотографии с изображением четырёх мальчиков: «Душевноуважаемому преподавателю Василию Васильевичу Розанову его ученики: Борис, Федор, Константин, Александр Грузиновы» (КП 39656). Это уже из другого периода жизни – первых учительских лет в Ельце. Как вспоминал коллега Розанова П.Д. Первов, «ученикам <…> очень нравился новый учитель, который хорошо “рассказывал” на уроках, постоянно отступая от темы урока и пускаясь в другие эпохи истории или в иные области знания, совершенно неведомые ученикам. Говорил он просто и с учениками обращался по-семейному» ⁷. В то же время, по свидетельству М.М. Пришвина (см. его повесть «Курымушка»), также бывшего учеником Розанова в Ельце, учащиеся между собой называли  Розанова «Козёл» (в первую очередь, за внешний вид, но отчасти, должно быть, и за характер). О непростых отношениях с учениками свидетельствует подпись на фотографии некоего В. Бражникова: «Уважаемому Василию Васильевичу от подловато державшего себя, но раскаявшегося В. Бражникова. 1889 г. 4 июня» (КП 39639). К этому же периоду относится фотопортрет В.В.Розанова, подаренный приёмной дочери А.М.Сутягиной в 1891, о чём свидетельствует дарственная надпись: «Деточке Сане Бутягиной любящий учитель на память о своей “строгости”. Ел<ец>. 1891» и более поздняя пометка: «Папа учитель в Ельце» (КП 38127).

Ещё одна трогательная и драматичная страничка биографии Розанова, связанная уже с семейной жизнью, на оборотной стороне фотографии Э.Н. Раша: «Эмма Николаевна Раша добрая бонна фрауляйн наших детей, из Риги – умерла 1899 г., октябрь, от неизвестной болезни (инфлюенца? тиф? нервная горячка?). В.  Розанов» (КП 38160).

Супружеские портреты М.П. и С.В. Бехов – 1898, 1905 и 1915 – заключают в себе рассказ о многолетней сердечной дружбе двух семей. На первом из них – пространная дарственная надпись, судя по стилистике, относящаяся к начальному периоду знакомства: «Слаб язык для выражения чувств той любви, почтения и глубокой привязанности, с которыми настоящая карточка подносится Варваре Дмитриевне и Василию Васильевичу Розановым на память от Марии Петровны и Степана Васильевича Бехов. 28 декабря 1898. С.Петербург» и более поздний комментарий Розанова: «Любил за то, что у них было много детей» (КП 39632). Супружеская жизнь Бехов, должно быть, была осложнена различными заботами, тревогами, наверное, болезнями, утратами, потому что на фотографии 1905 года, подаренной к празднику Христова Воскресения, Бехи, подписываясь, в скобках называют себя «счастливыми мучениками» (КП 39650), очевидно цитируя слова Розанова. На фотографии 1915 эта формула (в несколько изменённом виде) повторена, а сама надпись говорит о глубокой привязанности и симпатии друг к другу обеих супружеских пар: «Дорогим друзьям, “счастливым страдальцам” В.В. и В.Д. Розановым на вспомин таких же “счастливых страдальцев” С.В. и М.П. Бехов. Карточка изображает нас в день исполнения XXV-ти летия нашей супружеской жизни: 26 августа 1915» (КП 39651).

Слова любви и признательности хранят на своих оборотах многие фотографии из семейного альбома Розанова. Можно не сомневаться, сколь дороги были они автору «Уединённого».

Среди фотографий, пришедших в фонды ГЛМ из семьи Розанова, портрет философа В.С. Соловьева (фотограф К. Шапиро, с дарственным автографом), критика и публициста Н.Н. Страхова (фотография  с дарственным автографом), писателя и мыслителя П.П. Перцова (Дарственная надпись: «Дорогому Василию Васильевичу Розанову – язычнику-христианину от христианина-язычника. П. Перцов. 1898. 29 окт. СПб.» КП 38150), философа и общественно-религиозного деятеля В.А. Тернавцева (Дарственная надпись: «Многоуважаемому и горячо любимому Василию Васильевичу Розанову на добрую память – от его истинного почитателя и читателя. В. Тернавцев. 27 окт. 1900 г.» (КП 38168), художника М.Н. Нестерова (Фотограф Д. Здобнова, с дарственным автографом на лицевой стороне).

В 2006 Государственный Литературный музей приобрел фотоальбом из семьи старшего брата Розанова – Николая Васильевича, в котором также есть несколько фотографий Розанова и членов его семьи. В том числе фотография Розанова, держащего на руках своего первенца – дочь Надежду. Она умерла во младенчестве. Фотография сделана за два месяца до смерти ребёнка. Выражение лица молодого отца тревожное, точно он предчувствует скорую трагедию и внутренне готовится к ней.

Иконографию Розанова в собрании Государственного Литературного музея дополняет масляный портрет, выполненный художником И.К. Пархоменко, и серия печатных карикатур из коллекции И.Ф. Масанова.

В книжных фондах хранится около 40 прижизненных изданий произведений Розанова, из которых 13 имеют дарственные автографы. Исключительную ценность представляет корректурный экземпляр первой книги Розанова «О понимании» (1886) с пометами писателя. Многочисленные публикации Розанова в периодике начала ХХ века также полно представлены в книжном собрании ГЛМ. Отдельный комплекс составляют книги из библиотеки Розанова. Их не так много, но они очень любопытны. Во-первых, Библия Розанова с написанным на полях текстом завещания. Не менее ценна и книга  Владимира Соловьёва «Оправдание добра» с замечательной дарственной надписью, вносящей новые оттенки в наше представление об отношения двух философов: «Дорогому Василию Васильевичу Розанову, чуднóму, а нередко и чудному писателю от некогда его ненавидевшего, а ныне только редко видящего, но искренне любящего Владимира Соловьёва ⁸. 7 февр. 97 г.)». О Розанове-библиофиле и ценителе редкой книги рассказывают издания сочинений Петрарки и  В.А. Озерова XVIII века с владельческими надписями: «Exbiblioteka В.В. Розанова».

Кроме того, в 1965 Т.В. Розанова передала в дар музею две шкатулки, одна из которых принадлежала Василию Васильевичу, а другая – его супруге, Варваре Дмитриевне Бутягиной.

Среди семейных реликвий Розановых, хранящихся в фондах ГЛМ: акварельный натюрморт, рисунок сына Васи, с указанием на обороте, что был он отмечен вниманием П.А. Флоренского; рукописные поэтические сборники дочери Варвары (Вари Белой) с тёплыми словами посвящения родителям; открытки с видами городов и мест, в которых бывал Розанов; рисунок Н. Кравченко для обложки книги В. Розанова «Уединённое».

Наличие в фондах Государственного Литературного музея обширной и разнообразной коллекции материалов, связанных с жизнью и творчеством В.В. Розанова, стало основанием для проведения в мае – июне 2006 юбилейной выставки «Вечные  мгновения Василия Розанова. К 150-летию со дня рождения».

 Примечания

¹ ГЛМ. Ф. 362. Оп. 2. Д. 147.

² Там же.

³ ГЛМ. Ф. 362. Оп. 2. Д. 182.

⁴ Розанов В.В. Сочинения. В 2 т. М.: Правда, 1990. Т. 2. С. 546 – 547.

⁵ Там же. С. 499.

⁶ Там же. С. 531.

⁷ Первов П.Д. Философ в провинции // Василий Розанов: ProetContra. Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. Кн. I. / Сост., вступ. ст. и прим. В.А. Фатеева. СПб.: РХГИ, 1995. С. 95 – 96.

⁸ В качестве подписи под дарственной надписью Соловьев использовал своё имя, напечатанное на титульном листе обложки.