Илл.: Василий Кандинский. Страшный суд. 1912.

Перевод В.Ю.Пореша.

Этот доклад  читался в апреле 2014 г. в Институте истории РАН в Санкт-Петербурге,

а его текст был опубликован  на французском языке в «Петербургском историческом журнале»

Agnès Graceffa. Raïssa Bloch-Gorlin (1898–1943). Parcours d’une historienne du Moyen Âge à travers l’Europe des années noires// Петербургский исторический журнал. №3. 2014. С. 200-223.

Мы искренне благодарны за возможность опубликовать его перевод

Предисловие к публикации

Раиса Блох-Горлина, русский поэт и медиевист первой половины ХХ в., мало известна современным историкам. Однако ее путь в науке достаточно необычен: ученица (и друг!) Ольги Добиаш-Рождественской (1874-1939), затем профессора Альберта Бракманна (1871-1952) в Берлине, у которого она защищает диссертацию, обратившую на себя внимание историков. После этого она входит в берлинскую группу Monumenta Germaniae Historica (MGH) и участвует в подготовке к изданию источников, в частности под руководством Роберта Хольцманна (1873-1846). Вынужденная покинуть Германию в 1933 г., она находит убежище во Франции и становится одним из самых активных сотрудников Комитета Дю Канжа под эгидой профессора Фердинанда Лота (1866-1952). Таким образом, во всех трех странах она работает в самых высших сферах исторической науки. Она сотрудничает с самыми крупными именами в медиевистике и завязывает с ними личные отношения. Она становится исключительной посредницей между научными кругами России, Франции и Германии. Сама ее жизнь — и ее работа — свидетельствуют о наличии и интенсивности научного обмена в Европе между двумя войнами и позволяют прояснить его природу.

Как историк сама Раиса Блох опубликовала под своим именем совсем немного: это, прежде всего, ее диссертация, затем несколько статей и рецензий. В исторической науке она выглядит скорее «чернорабочей», талантливым сотрудником, которой исторические обстоятельства и личные трудности не позволили написать свой большой труд. Но многие из тем, которые она затронула, оказались в высшей степени новаторскими.

Зато свой поэтический талант она проявила в большей степени: выпустила три сборника стихов, один из них в соавторстве с Миррой Лот-Бородиной (1882-1954), участвовала в трех коллективных сборниках, кроме того несколько ее стихотворений опубликованы в тогдашних журналах. Поэтому литература о ней касается, прежде всего, ее поэтического творчества, особенно ее участия в литературной жизни эмиграции в Берлине и Париже. Историки литературы, опираясь на свидетельства Евгении Каннак и Нины Берберовой, отмечают ее связи с Владимиром Набоковым, Владимиром Корвин-Пиотровским, Георгием Адамовичем, Владиславом Ходасевичем, Софией Прегель. Посмертные публикации сборников ее стихов подтверждают этот интерес. Кроме того Раиса Блох была автором поэтических переводов, книг для детей и учебного пособия по французскому языку.

Поэтому на этот раз предметом этой статьи будет путь Раисы Блох как историка Средневековья. Сделать это возможно, если обратиться к нескольким архивным фондам, где в частности хранится переписка Раисы Блох со своими учителями:

— ее письма к Ольге Добиаш-Рождественской, хранящиеся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге,

— ее переписка с Фердинандом Лотом, хранящаяся в Библиотеке Института Франции в Париже, которая, вместе с перепиской между Ольгой Добиаш-Рождественской и Фердинандом Лотом, дает важный материал для освещения периода 1933-1941 гг.,

— письма Раисы и Михаила Горлина к Андре Мазону (1881-1967), слависту, профессору в Коллеж де Франс, руководителю диссертации Михаила Горлина (1909-1942), мужа Раисы,

— несколько писем к немецким профессорам, в частности к Альберту Бракманну,

— и последний значительный корпус документов хранится в Центре славянских исследований Бременского университета: это письма Раисы Блох к ее другу Григорию Лозинскому (1889-1942).

Эту переписку местами дополняют несколько адресованных писателям писем, хранящихся в России и США. Некоторые сведения также удалось найти в архивах административных документов: в Институте истории РАН в Санкт-Петербурге, Архиве MGH, архиве Комитета Дю Канжа, в Государственном архиве Женевы, в еврейском Центре Yad Vashem, International Tracing Service (ITS), архивах Организации по спасению детей (OSE) и Французского бюро по защите беженцев и апатридов (OFPRA), Центра современной еврейской документации (CDJC), архивах департамента Луарэ, Исследовательском Центре лагерей интернированных лиц в Луарэ (CERCIL) (ссылки на каждый из них см. ниже). Эта работа обязана также устным свидетельствам близких Раисы Блох, которым мы выражаем здесь нашу живую признательность: ее старой подруге профессору Эдит Япу; Вивиане Коган-Эрмелен, приемной дочери ее брата Якова Блоха (1892-1968), а также ее брату, Филиппу Когану; Фредерике Хаймович-Эпштейн и Роже Бонуру, которых Раиса встречала во время своего пребывания в Вик-сюр-Сэр. Все эти документа и свидетельства позволяют по-новому и более точно осветить жизнь и творчество Раисы Блох — медиевистки, стоявшей в центре научного обмена в Европе в первой половине ХХ в. — и определить ее вклад в медиевистику.

Раиса Ноевна Блох родилась 30 сентября 1898 г. в Санкт-Петербурге в еврейской семье среднего класса, семье не слишком религиозной. Дата рождения подтверждается многими документами со слов самой Раисы: автобиографией, приложенной к ее диссертации, ее досье в OFPRA, протоколом ее ареста, записью в списке депортированных в Аушвиц. 17 сентября 1899 г., часто упоминаемая в историографии как дата ее рождения, происходит вероятно от ошибки ее подруги Евгении Каннак (урожденной Залкинд), но также из-за расхождения между юлианским и григорианским календарями. Семья проживала на Литейном проспекте, 16. Ее отец Ной Блох по профессии был «адвокатом и присяжным поверенным», и после его смерти в 1912 г. она живет со своей матерью Дорой Яковлевной Малкиель и братом Яковом, профессором педагогики, затем английской литературы, переводчиком театральных пьес, в частности, Гольдони. Получив хорошее образование в женской гимназии Таганцевой, Раиса поступает на исторический факультет университета. Она посещает лекции Л.П.Карсавина (1882-1952), С.Ф.Платонова (1860-1933) и О. Добиаш-Рождественской и получает диплом университета. После этого работает в отделе искусств Публичной библиотеки, где занимается средневековыми рукописями под руководством Ольги Добиаш-Рождественской. Рядом с научной работой увлекается поэзией и участвует в мастерской перевода Михаила Лозинского, в частности в коллективной работе по переводу французского поэта Жозе Мариа де Эредиа. В 1920 г. она становится членом Союза поэтов, его Петроградского отделения, где председателем был Александр Блок. По семейному преданию подверглась непродолжительному аресту в 1921-1922 гг., как и ее невестка Елена (Гринберг-Блох). С ее помощью и в обстоятельствах книжного голода ее брат Яков вместе с Абрамом Каганом и Григорием Лозинским (братом Михаила) открывает букинистический магазин, который вскоре становится издательством Петрополис. События 1922 г. вынуждают их перевести издательство за границу. Абрам Каган приезжает в Берлин на «философском пароходе», а Григорий Лозинский эмигрирует в Париж. Раисе же удается получить, благодаря вмешательству О.Добиаш-Рождественской, от Института истории советского Петроградского университета командировку в Берлин в качестве младшего сотрудника. Эта командировка с задачей выработать соглашение по поводу публикации русских рукописей немецкими научными организациями была утверждена голосованием в июне 1922 г. и в феврале 1923 г. продлена. Раиса должна выявить наличие древних русских рукописей в немецких хранилищах, составить полную библиографию и провести сравнительное палеографическое исследование. Эта командировка позволяет ей прежде всего легально эмигрировать в Германию вместе со своим братом, невесткой и матерью и обеспечивает ей официальный статус среди немецких медиевистов. Так она записывается в 1923 г. в докторантуру по средневековой истории к профессору Альберту Бракманну в Берлинском университете. Бракманн работает параллельно в архиве Пруссии, становится его директором в 1929 г. и тем самым руководителем MGH. Будучи специалистом по истории империи и папства в Средние века, он предлагает Раисе отличную тему по монастырской политике папы Льва IX в Германии, Бургундии и Италии, тему, близкую как самой соискательнице (она занималась папскими буллами XI в. на семинаре Ольги Добиаш-Рождественской), так и ему самому, поскольку он занимается подготовкой к изданию рукописей для группы MGH.

Таким образом, 1923-1927 гг. Раиса занята историческими исследованиями и работой над диссертацией. Ее письма к Альберту Бракманну и Карлу Бранди говорят о том, как много она работала и как тесно она была связана с берлинскими студентами и аспирантами. Она завязывает дружеские связи с другими исследователями, в том числе с Карлом Вемером, и в то же время поддерживает тесные отношения со своими соотечественниками, о чем говорит ее переписка с ее другом Григорием Лозинским, с одной стороны, а с другой — с Ольгой Добиаш-Рождественской, ее преподавателем и учителем. Раиса оказывается тогда важным посредником между научными сообществами Германии и России: в непростых политических обстоятельства, особенно в том, что касается международных обменов, она передает библиографическую и палеографическую информацию, то в виде списка, то в виде критической рецензии, давая тем самым своему преподавателю прямой доступ к новейшим достижениям немецкой медиевистики как в области методики, так и в области ее результатов и проблематики. Она составляет списки рукописей и приводит их описания. Она часто фотокопирует или переписывает отрывки из немецких статей, чтобы отослать их Ольге Добиаш-Рождественской, в добавок к тем материалам, которые она сама затребовала. Она передает весьма конкретные вопросы ее преподавателя своим немецким учителям и пересылает ей их ответы. Он вступает в контакт с издателями, чтобы организовать публикации статей в немецких журналах, переводит часть текстов на немецкий, как позднее будет переводить на французский. В 1926 г. она организует визит ее преподавателя в Берлин, в бытовом и научном отношении. Именно она знакомит ее с Альбертом Бракманном и устраивает их встречу. Она также помогает ей в работе в библиотеке, также как она будет это делать в ее следующий визит в 1929 г. Ее усилия оказались продуманными и полезными для научной работы и карьеры Ольги Добиаш-Рождественской: они, с одной стороны, позволили ей весьма тонко учесть достижения немецких историков, а с другой — обеспечили очень хороший прием ее трудов немецкой медиевистикой. Так, дирекция группы MGH ищет контакта с ней в 1940 г., чтобы попросить у нее статью для сборника Festschrift Karls Strecker. Кроме того Раиса помогает своему преподавателю в считывании и корректуре ее рукописей.

В 1927 г. ее диссертация завершена, и она тут же приступает к ее публикации с помощью Альберта Бракманна. А также она осуществляет свою давнюю мечту — путешествие в Италию: это будет продолжительная двухмесячная поездка (август и сентябрь 1927 г.), из Флоренции в Рим через Сан-Джиминьяно, Пизу, Перуджу, Ассизи, Орвьето и Парму в компании с братом и его женой. В Италию она приедет еще раз, одна, в 1932 г., для научной работы и отдыха. А брат ее станет бывать там регулярно.

Работа над диссертацией не помешала ей продолжать заниматься поэзией: она не перестает писать, а также делать переводы (Поля Валери). Еще в 1928 г. она публикует в издательстве Петрополис первый сборник своих стихов, хорошо встреченный критикой, и посылает его своим русским преподавателям. Она все еще проживает со своим братом в Берлине, на улице Йоахимштрассе, 12, и иногда помогает ему в издательских делах. Но она испытывает неловкость оттого, что зависит от него финансово, и говорит об этом Бракманну: тогда он предлагает ей внештатную работу в группе MGH по составлению кратких заметок. Он уже отметил серьезность своей ученицы, ее знание палеографии и латыни. В то время группа MGH сталкивалась с большими затруднениями в финансовом и структурном отношении, что мешало набору постоянных сотрудников (Mitarbeiter). Однако административные и финансовые документы свидетельствуют о большом числе сотрудников, в том числе женщин. Таким образом, с 1928 по 1933 г. Раиса работает на неполную ставку в Библиотеке группы MGH в Берлине и в архивах. Свой скромный доход она пополняет за счет частных уроков языка. Параллельно ее работе над папскими письмами, а также изучением трактата так называемого Баварского Географа, она вовлечена в две новых многообещающих области исследования:

— это новое критическое издание Хроники Титмара Мерзебургского под руководством Роберта Хольцмана в рамках MGH. Она собирает документы и на этом материале весьма тонко выстраивает анализ родственных связей. Этот анализ отчасти представлен в ее статье 1931 г. под заголовком Verwandschaftliche Beziehungen des sachsischen Adels zum russischen Furstenhause im 11. Jahrhundert. Стоит подчеркнуть, что в этом материале она делает существенные замечания о понимании родственности и функционировании аристократических родственных связей, о взаимодействии этих связей и о динамике власти. В 1933 г. она вынуждена оставить эту работу по изданию, которая уже почти завершена. По этому материалу выходят две статьи в журнале группы MGH в 1933 и 1935 гг. и само издание рукописи за подписью Роберта Хольцмана, причем вклад Mitarbeiterin Раисы там никак не упомянут.

— вторая новаторская область для поиска — это творчество поэтессы Гротсвиты Гандерсгеймской, которую она открыла в 1931 г. Она сразу же увлеклась этой средневековой монахиней, женщиной образованной и поэтом, как и Раиса: она переводит на русский несколько ее поэтических произведений и комедию Авраам и Мария, пишет научно-популярную статью о ней и введение к изданию переводов этих сочинений. В дни празднования тысячелетия со дня ее смерти это оказывается весьма кстати. Интерес к Гротсвите оказывается близок к трудам Ольги Добиаш-Рождественской о средневековой поэзии, трудам, за которыми Раиса не перестает следить и оказывать своему преподавателю всю возможную помощь. Эта работа опубликована в 1931 г. на французском языке в Париже под названием «Поэзия голиардов». Кроме того она читает две лекции, которые связывают средневековую историю и поэзию: одну в берлинском Klub Achduth 12 мая 1931 г., посвященную духовному характеру средневековой культуры (Der geistige Charakter der mittelalterlichen Kultur), а другую — 16 января 1933 г. — о русских женщинах-поэтах (Russische Dichterinnen). И в той, и в другой области работа Раисы Блох оказывается подлинно новаторской, в том числе и с точки зрения современных исследователей.

Ее второй период жизни в Берлине (с 1928 по 1933 гг.) отмечен деятельностью столь же напряженной, но более разбросанной. Ирина Карсавина (дочь Льва Карсавина)ⁱ или возможно Владимир Набоков знакомит Раису с молодым человеком, также как и она родом из Санкт-Петербурга, но с польским паспортом: Михаилом Горлиным. Полиглот, увлеченный русской поэзией, Горлин недавно приступил к изучению славистики в Берлинском университете под руководством профессора Макса Фасмера (1886-1962). Вдвоем они создают 1928 г. в Берлине клуб поэтов (Klub poetov), в который входят как тридцатилетние, имеющие уже, как и Раиса, публикации, — такие как Владимир Набоков, Владимир Корвин-Пиотровский, София Прегель, Евгения Залкинд, Юрий Офросимов, — так и совсем молодые люди, недавние эмигранты, увлеченные русской поэтической культурой, такие как Николай Эльяшев и Борис Вильде. Они начинают журнал (Тарантас), выпускают три сборника стихов, а Горлин параллельно публикует сборник на русском и немецком. Они организуют периодические литературные вечера с чтением стихов и докладами: инициатива, которую подхватывают журналы Руль и Наш век. Их сочинения весьма позитивно приняты русским литературным сообществом, как об этом говорят письма Гайто Газданова или Владислава Ходасевича. Михаил продолжает свои занятия в университете и начинает исследование, которое сочетает в себе его интерес к истории литературы и теме средневекового прошлого в русской литературе ХIХ в. Оба поэта-историка все больше работают вместе: под псевдонимом Мираев (составлено из сочетания их двух имен) они переводят и пишут более дюжины книг и сказок для детей на немецком и на русском языках, так, например, продолжение знаменитой книги Max und Moritz. Они участвуют также в создании Arbeitsgemeinschaft der Slawisten an der Berliner Universitat, затем внутри него группы Deutsche Gesellschaft zum Studium Osteuropas. В рамках именно этого общества были инициированы несколько проектов: с одной стороны, это масштабный замысел коллективной работы по составлению аннотированной библиографии о молодой Советской республике. Работа велась под руководством Клауса Менерта с привлечением многих сотрудников, в том числе Михаила Горлина и Раисы Блох, которая, пользуясь этой возможностью, обращается к Григорию Лозинскому, чтобы сообщить ему о французской литературе по этому вопросу. С другой стороны, это замысел антологии современной русской литературы на немецком языке под руководством Фрица Либа, антологии, куда должны были входить современные русские поэты, например, Сергей Есенин, Александр Блок и Николай Белоцветов. К сожалению, публикация не была завершена, хотя первый выпуск все же появился в 1933 г. в Русских тетрадях Lloyd—Journal.

Политические события 1933 г. и подъем антисемитизма в конце концов помешали литературной и научной карьере Раисы: ее письма к О. Добиаш-Рождественской говорят об экономической и интеллектуальной деградации берлинской среды уже с 1932 г. и о все большей популярности расистских теорий. Несмотря на усилия Роберта Хольцмана, Альберта Бракманна и Карла Штрекера, Раиса теряет работу в MGH. Михаил решает уехать в Париж, а его родители переезжают в Вильнюс.

Раиса следует за ним уже в первом квартале 1933 г. и вначале поселяется в международном университетском городке в Париже на бульваре Журдан, затем некоторое время проживает в отеле Рагано во втором округе, затем поселяется вместе с Михаилом в 16-м округе на улице Клода Лоррена, 12. Она обращается к историку Фердинанду Лоту, с двойной рекомендацией (от Роберта Хольцмана и Ольги Добиаш-Рождественской).Этот заслуженный медиевист, член Института Франции, оказывает Раисе неоценимую поддержку: он из всех сил старается найти ей средства к существованию, сначала устроив ее на работу для одного американца, затем взяв ее как сотрудницу в Комитет Дю Канжа (он отвечает за работу Комитета во Франции), и, наконец, порекомендовав ее Обществу истории аптеки, которое берет ее в качестве ассистента. Одновременно она снова начинает давать частные уроки русского и немецкогоⁱⁱ. Работа во Французском комитете словаря средневековой латыни (новый Дю Канж) является важной задачей, для выполнения которой Лот более всего и рассчитывает, направляя туда Раису. Там она встречает своего соотечественника и кузена, медиевиста Владимира Лосского (1903-1958). Работа состоит в вычитывании латинских текстов и документов, составленных в Средние века на территории Франции и передаче собранных материалов в виде карточек (их оказалось в результате около 50 коробок) в распоряжение Комитета по составлению нового словаря Дю Канжа. Сотрудники Комитета — это главным образом архивисты-палеографы, работающие сдельно (за весьма скромную плату 25 сантимов за карточку), к ним и присоединяются Раиса и Лосский, оба близкие друзья Лотаⁱⁱⁱ. Оба русских медиевиста получили возможность приложить там все свои знания в области палеографии и средневековой латыни и проделали там в результате огромную работу.

Михаил же, со своей стороны, представился Андре Мазону, директору Института славянских исследований, другу Фердинанда Лота, главе школы французских славистов: он также не явился как незнакомец, поскольку Мазон хорошо знал руководителя его диссертации Макса Фасмера, который выделял Михаила, а с другой стороны ближайшим сотрудником Мазона был Григорий Лозинский, близкий друг Блохов. Михаил представляет тему диссертации по славянской литературе в сентябре 1934 г. , и вскоре принят библиотекарем в Институт славянских исследований на место, которое ранее занимал его соотечественник Борис Унбегаун (1898-1973). В 1935 г. Раиса и Михаил женятся, а в 1936 г. у них рождается дочь Дора.

Действительно ли им хорошо в Париже? Как она откровенно пишет Бракманну в 1933 г., «ich habe doch Sehnsucht nach Hause wenn ich auch nicht gut sagen kann, wo sich mein Haus befindet» [Я все же тоскую по дому, даже если и не могу толком сказать, где мой дом.- Прим.пер.]. В ее русских письмах есть критика французских привычек, как и до этого немецких, но эти замечания второстепенны, а все в целом говорит об относительном благополучии. В письме того же времени к Ольге Добиаш-Рождественской Фердинанд Лот упоминает о «нашей маленькой Раисе» и отмечает, что она выглядит «довольно счастливой». В сравнении с другими русскими писателями в эмиграции ее интеграция облегчается признанием научного мира, которое позволяет ей близко общаться с французами и быть у них принятой. Она не обречена, подобно Нине Берберовой, вращаться в узком литературном круге эмигрантов, сломленных бедностью и раздраженных своей судьбой. Тем не менее их финансовое положение остается крайне уязвимым, а после брака они решительно страдают от бедности. Навестившая их в этот период Эдит Япу вспоминает, в какой нужде они жили.

Рождение Доры явно наполняет их радостью. Известие об их браке уже поразило русский литературный микрокосм в изгнании (Раиса на 11 лет старше Михаила), а известие о рождении дочери 9 сентября 1936 г., когда Раисе было уже 38 лет, выглядело как маленькое чудо и добрый знак. Их письма близким дышат счастьем, а у Михаила — какой-то гордостью этой светловолосой девочкой с голубыми глазами, которая все же «не совсем арийка», как он с юмором замечает. Как вечный подросток-мечтатель, он очарован этим ребенком, которого он потом называет нежным прозвищем «Мурлыч».

Раиса продолжает заниматься литературой и участвует в парижских литературных вечерах. В 1935 г. в издательстве Петрополис выходит ее второй поэтический сборник. О нем положительно отозвался Жюль Легра в Revue du Monde slave. Третий сборник был уже в процессе подготовки, но на этот раз совместно с Миррой Бородиной, супругой Фердинанда Лота, специалисткой по средневековой литературе и богословию. Раиса публикует также статьи и стихотворения в журнале Встречи. Но среди множества забот, в том числе о пропитании, ей трудно найти время для «своей собственной работы как медиевиста», как об этом с беспокойством пишет ей Ольга Добиаш-Рождественская. Она пишет несколько рецензий для Бюллетеня Дю Канжа, в также статью для Журнала по истории аптеки (Revue d‘histoire de la Pharmacie), прилагая к нему перевод. Она помогает Михаилу в научной работе и в переводах, чтобы он поскорее закончил свою диссертацию, а он иногда помогает ей в классифицировании материала и вычитывания текстов для Комитета Дю Канжа. Также вместе они готовят в 1936 г. лекцию Раисы о русских поэтессах ХIХ в. (Елизавете Борисовне Кульман и Анне Петровне Буниной) в Обществе славистов. Кроме того она пишет рецензии на диссертации для Фердинанда Лота, а в переписке с ним упоминает о подготовке ею одной или нескольких статей о каролингском возрождении.

В мае 1938 г. в Париж приезжают ее брат Яков Блох со своей женой Еленой. Они наконец получили советский паспорт, который они запрашивали в посольстве еще с 1933 г., поскольку немецкие власти отказывали им в выдаче паспорта Нансена. Издательство Петрополис в 1935 г. переведено в Брюссель, поскольку пришлось оставить Берлин из-за антисемитских законов. В Париже Яков Блох работает в разных местах, и благодаря своему другу доктору Валентине Кремер поступает в систему организаций взаимопомощи евреев, в Организацию по спасению детей (OSE). В 1940 г. он и его жена назначены директорами детского дома в замке Масжелье в департаменте Крез. К ним присоединяются их друзья Елисей Коган и его жена Жильберта Марто-Коган.

Объявление войны ввергло чету Горлиных в глубокую депрессию. Они находились тогда в отпуске в Шарант-Маритим и не решались вернуться в Париж. Польский паспорт Михаила кажется им дополнительной угрозой. Первое время они стараются сохранить свои рабочие места. Она продолжает работать для Комитета Дю Канжа, а он завершает свою «маленькую диссертацию»^iv. Андре Мазону удается договориться о стипендии для Михаила, чтобы он мог продолжать свою научную работу. Он пытается также найти ему должность или главного библиотекаря в Институте, или преподавателя за границей, в Брюсселе, или, возможно, в Соединенных Штатах с помощью Бориса Унбегауна. Летом 1940 г. Раиса приезжает на несколько недель к своей подруге Жене Каннак в Сен-Мало. Доходы от работы в Комитете Дю Канжа постоянно снижаются, и Фердинанд Лот пытается, по предложению Раисы, добиться внеплановой поддержки от американского мецената Чарльза Либмана. Но 14 мая 1941 г. Михаила вызывают в полицию. Несмотря на предупреждение об опасности от знакомого им французского полицейского, он приходит по вызову и подвергается аресту: это «облава зеленых повесток», которая направлена главным образом на евреев-мужчин с заграничными паспортами, проживающих в Париже. Михаил оказывается в лагере для интернированных в Питивье. Раисе так и не удается добиться его освобождения, несмотря на все ее усилия. Она мобилизует всех своих знакомых французских профессоров, в первую очередь Андре Мазона, Фердинанда Лота, но и Леона Болье, Пьера Паскаля и Андре Вайана. Предпринимаются коллективные усилия, вначале это письма к парижским властям, затем к префекту департамента Луарэ при поддержке Жерома Каркопино, государственного секретаря при министерстве образования. Андре Мазон и Леон Болье рассылают письма, прилагая к ним биографические сведения и медицинские справки, добиваются аудиенции у властей и посещают заключенного. Все официальные попытки освободить Михаила терпят неудачу. Как следует из ответа генерального комиссара по еврейским вопросам Ксавье Валла, «прошлое этого поляка, его долгие связи с Германией не дают достаточного основания для моего вмешательства, которое к тому же совершенно бесполезно, учитывая позицию оккупационных властей по отношению к польским евреям». На лето Михаил вместе с другими заключенными направлен к фермеру на полевые работы. Несколько дошедших от него писем говорят о его тоске и о проблемах со здоровьем. В сентябре 1941 г., благодаря вмешательству медсестры из Красного Креста, Михаил откомандирован на работу библиотекарем в мэрию Питивье. Каждый день он отправляется в библиотеку, а вечером возвращается в лагерь. И Раиса может его регулярно навещать, правда, полуподпольно (Михаил, например, советует ей выходить на станцию раньше на железной дороге и не брать с собой пакетов). Так они могут обмениваться книгами, статьями, научной информацией, Михаил возвращается к научной работе и у него появляется какая-то надежда. Однако опасность остается, и угроза депортации возрастает. Многие из заключенных, пользуясь небрежностью охраны, сбегают. Андре Мазон получает в конце августа от Элвина С. Джонсона, президента New School for social research в Нью-Йорке, предложение должности приглашенного профессора для Михаила. Он делает запросы на получение виз для Горлиных, и, поскольку освободить Михаила не удается, намечается план побега, предположительно через Испанию с помощью Якова Блоха в начале 1942 г. Но попытка не удается, и Михаил теряет свой привилегированный статус библиотекаря. Андре Мазон в мае снова пытается вмешаться, в то время как часть заключенных уже депортирована. Но вместо освобождения Михаила переводят на дальнюю изолированную ферму Матлотт в Солони. У него почти уже нет возможности писать, но он не теряет духа, поскольку его поражает, как ему, по невероятному стечению обстоятельств, попадает в руки один из последних номеров Revue des Etudes slaves.

Однако теперь задача немецких и французских властей — очистить все лагеря и депортировать заключенных , как это и было сделано в июльской облаве 1942 г. (Облава Вель-д’Ива). Михаил депортирован в Аушвиц конвоем №6 17 июля 1942 г. 16 июля, когда Раиса еще ничего не знает о том, что ждет ее мужа, ей сообщают о начале облавы^v. Она уходит из дома и поручает пятилетнюю Дору с ее няней Андре Мазону. По совету брата она меняет имя и становится сначала Гитар, затем Марто, потом Мишель Мирай. Забежав в Национальную библиотеку предупредить своего друга Жана Порше о своем отъезде, она едет в Тулузу, чтобы получить там свое последнее жалованье, которое ей должен издатель Revue d‘Histoire de la Pharmacie. Добиться каких-либо известий о Михаиле ни ей, ни Андре Мазону так и не удается^vi.

Раиса скрывается у своего брата в Масжелье. Благодая ему она получает должность воспитательницы в детском доме Вик-сюр-Сэр в департаменте Канталь. Это приют, который работает также, как и приют Масжелье. Он был открыт недавно, весной 1942 г., в гостинице Туринг Клуба, заброшенной с начала войны. Приют относится к сети, созданной межконфессиональной организацией Христианская дружба под патронажем кардинала Жерлье и пастора Бегнера, которой непосредственно руководили отец Шайе и аббат Гласберг. Они работали согласованно с OSE. Ее задачей было собирать, защищать и давать приют гонимым семьям, в том числе детям, оставшимся без родителей. Первыми беженцами, приехавшими в Вик в начале лета 1942 г., были еврейские девушки из Польши, и большинство из них едва говорили по-французски. Под руководством Изы Малкиной Раиса дает им уроки^vii. От молодого секретаря мэрии Роже Бунура она добивается получения фальшивого французского паспорта на имя Мишель Мирай. Она спешит вернуть Дору, которая все еще живет у Андре Мазона. С помощью одной подруги Раисы ее брату удается привезти девочку к матери в октябре 1942 г.

Через несколько дней после приезда Дора заболевает и внезапно умирает 27 октября 1942 г. от крупа (вирусной респираторной инфекции). Доктор Малкин, муж директора центра, мог бы спасти ребенка быстрым хирургическим вмешательством, но его нет на месте. Раиса вне себя от горя, но у нее нет другого выбора, как оставаться в Вик-сюр-Сэр и продолжать свою работу воспитательницы. Она не перестает переписываться со своими друзьями, историками и славистами: в полной интеллектуальной изоляции в горах Оверни, среди маленьких детей, где она не чувствует себя на своем месте, она очень чувствительна к этой поддержке дружескими письмами. Кроме писем она отправляет продуктовые посылки, например, яблоки, потому что в Кантале живется легче, чем в Париже, и персонал Института радуется получению свежих продуктов. С появлением в Вик-сюр-Сэр новой директрисы, сменившей Изу Малкину, ее пребывание в приюте становится для нее более тяжелым, поскольку с новой директрисой она не ладит^viii. Она пытается получить место преподавателя в Клермон-Ферране, где она была бы не так изолирована. В начале 1943 г. с нее снимают обязанности воспитательницы, и она может полностью отдаться преподаванию. Она записывается в библиотеку Страсбурга, эвакуированную в Клермон, и берет там книги на дом. Она регулярно встречается там с Борисом Унбегауном и помогает ему в подготовке его курса о русской версификации. Кроме того в Вик-сюр-Сэр ее навещает Андре Мазон, и Раиса помогает ему в корректуре оттисков его Грамматики русского языка ( Париж, 1943). Она в очередной раз просит его о помощи: на этот раз речь идет о книгах и рукописях, которые в спешке отъезда она оставила в своей парижской квартире на улице Клода Лоррена: она просит забрать их, поскольку опасается, что квартиру ограбят. Их друзья-слависты поддерживают ее, опубликовав статью Михаила Горлина в Revue des Etudes slaves, за которую она получает небольшое вознаграждение. Она и сама возвращается к научной работе и передает первые результаты в мае и июне в Институт славянских исследований и Фердинанду Лоту, в Институт Франции. Она также продолжает писать стихи. Параллельно этим занятиям и преподаванию Раиса периодически занимается подпольной доставкой детей до швейцарской границы.

18 декабря 1942 г. Генеральный комиссариат по еврейским вопросам своим постановлением обязывает UGIF (Union générale des Israélites de France, Союз французских евреев) уволить всех служащих-евреев иностранного происхождения до 28 февраля 1942 г.: в силу нового дискриминационного закона Яков и Елена Блох вынуждены оставить Масжелье и в марте 1943 г. приезжают в Главное управление OSE в Шамбери. Перед нарастающей волной арестов в сентябре 1943 г. они пересекают швейцарскую границу^ix. Раиса хочет к ним присоединиться, но осенью иммиграционная политика Швейцарии в отношении евреев становится более жесткой. Раиса ищет возможности получить фальшивый сертификат о гражданстве Сальвадора, который позволит ей уехать за океан^x. Дирекция OSE передает властям список лиц, считающихся «проходимыми» для швейцарцев. Под такой защитой Раиса переходит, наконец, границу, идущую от Шамбери и Анмасс, в Ля Ранфиль, пограничный пост 121, 18 октября 1943 г. в группе из шести человек. Ее задерживает швейцарская таможня, отвозит ее в Кропетт, а затем 21 октября в Серту. Ее не пропустили из-за путаницы в ее паспорте (в полицейском списке она значится под именем «Бася Горлен»), ее выдворяют и она попадает в тюрьму Пакс в Аннмасс. Пастор Фрейденберг протестует против этого незаконного выдворения письмом от 24 ноября 1943 г. Но уже слишком поздно. Во время этапа в Дранси ей удается написать преподавателям Института через свою подругу Валентину Кремер и Бориса Унбегауна, чтобы попросить их доставить ей теплые вещи и какую-то провизию. В лагере Дранси 26 октября 1943 г. она подписывает квитанцию под номером 7102, в которой упомянуты оба ее имени: «Получено от Горлен Раисы, мадам Мишель Мирай, Вик-сюр-Сэр, Канталь, 500 швейцарских франков и золотая цепочка». Она депортирована 20 ноября 1943 г. конвоем под номером 62 в Аушвиц, где она умирает сразу же по прибытии^xi. Последнее свое письмо она нацарапала в поезде, адресовала Леону Болье и выбросила его в окно. Его кто-то поднял и передал в Институт славянских исследований: в нем она благодарит своих друзей-преподавателей за их поддержку и передает им привет, еще полный надежды.

Ее друзья буду помнить о ее интеллектуальной одаренности, удивительной языковой компетенции, о ее поэтическом таланте, который еще с берлинских лет оценил Александр Вертинский^xii, о ее широкой исторической и литературной культуре: в одном письме 1935 г. Владиславу Ходасевичу она остроумно рассказывает о своем свадебном путешествии с Михаилом в Лион-Ля Форэ и вспоминает об Исааке де Бенсераде, драматурге и поэте XVII в., который действительно там когда-то жил… лукаво удивляясь, что не нашла его книг у местных букинистов.

Андре Мазон и Фердинанд Лот будут постоянно пытаться получить какие-то сведения о судьбе Михаила и Раисы, в частности через международный Красный Крест. В 1945 г. они получают, наконец, подтверждение об их смерти. Они позаботятся, чтобы они не были забыты: напишут некрологи, в память о них выпустят их посмертные сборники.