Одно из любимых развлечений — выискивать курьёзные транслитерации имён собственных в русских переводах зарубежных книжек. Вот новинка, выпущенная «РОССПЭНом» в уходящем в историю 2013 году, — «История и память» Жака Ле Гоффа. Внимание! Переводчик, редактор и издатели применили четыре способа заморочить голову читателю.
Во-первых, издательство пропустило кучу букв в иностранных словах. В некоторых местах пропало до одиннадцати штук (с. 24) — серьёзная экономия на печати. Оказалось, что можно без ущерба для смысла пропускать как латинские буквы с разными значками (например, все немецкие умлауты), так и греческие (с. 134 ,184, 198). В сущности, этот оригинальный издательский приём избавляет от необходимости вообще передавать какие-либо зарубежные имена с помощью кириллицы.
Если всё-таки приходится их приводить, на этот случай есть ещё три плодотворных идеи. Второй трюк — написание имени или инициала на латинице. Выходят конструкции типа «как говорил Maitland…» (с. 143) или «I. Мейерсон» (с. 141) — последнего, правда, в библиографии называют J. Meyerson (с. 290), так что внимательному читателю остаётся много поводов погуглить на досуге.
Третий приём — транслитерировать, так сказать, буквально. Ну, «эпохой Шарлеманя» (с. 51) никого уже не удивишь. Забавно, что редакция прекрасно осведомлена о том, кто это: на с. 168 в примечании редактора незадачливому читателю разъясняется, что Шарлемань — это Карл Великий. Такая забота тем более удивительна, что на с. 196 помянут «Шарль Мартель» (известный даже студентам истфаков Карл Мартелл), но никаких комментариев от редакции не следует. Читатель, мол, сам разберётся. На с. 208, кстати, Карл Великий появляется уже под привычным именем, так что довольными, как говорится, должны остаться и пуристы, и пофигисты. А вот орешек покрепче: крупного римского историка Павла Орозия, автора «Истории против язычников» не сразу узнаешь в образе «одного испанского священника, Оросе» (с. 200).
Четвёртая хитрость — виртуозная игра с буквами, когда правильное и неправильное сливаются воедино. Жоржа Буске окрестили Джорджем (с. 164) — тоже классический случай. На с. 175 появляется «Денис Ареопагит». Поль Вейн (с. 98) на с. 134 и 137 превратился в Поля Вена; точно так же ему не повезло с написанием на языке оригинала: то Veyne (так в библиографии на с. 298), то Veine (с. 138). Хотя, в общем-то, француз сам виноват: ввязался в науку с такой дурацкой фамилией — не пеняй на редакторов, вини только себя.
Однако все четыре способа заморочить голову читателю представляются ерундой на фоне классической переводческой ошибки. Её читателю приготовили на десерт — ближе к концу этого трёхсотстраничного издания.
Есть у Карло Гинзбурга знаменитая книга «Il formaggio e i vermi» (во французском переводе — «Le fromage et les vers»), то есть «Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI веке». Именно так эта работа 1976 года называлась в русском переводе 2000 года. Речь там шла о специфических взглядах одного мельника: мир виделся ему сыром, в котором завелись черви. Ну, вот такие зоолого-гастрономические образы.
В русском издании Ле Гоффа здесь читателя поджидает сюрприз из области омонимии. Замысловатое наименование «Сыр и черви» со всей мощью постмодернистской иронии было передано как «Сыр и поэзия. Мир мельника XVI века» (с. 255). Смерть кащеева в яйце, яйцо в утке, вся компания на дубе. На редкость странное вышло название в новой редакции: у шестнадцатого века был какой-то свой особый мельник, у мельника — свой мир. Неполиткорректные черви уступили место безобидной поэзии — впрочем, подобно червям, стихи, как мы знаем, тоже растут из всякого сора, не ведая стыда.
Качество редактирования переводной литературы по гуманитарным наукам в России продолжает радовать ценителей крючкотворства. Изменится ли ситуация к лучшему? Без шансов, без вариантов. И всё же первый приём из описанных выше даёт надежду на то, что со временем витгенштейнов совет помалкивать почаще найдёт своих благодарных последователей.
