Из книги «ПОП-МАРКСИЗМ»
Меня всегда впечатляли случаи внезапного поворота судьбы, вычитанные из жёлтых книжек о креативной карьере. На последние деньги некто покупает себе роскошный костюм, идёт обедать в дорогой ресторан и совсем уж последние 50 долларов по-барски отдает на чай официанту. Заинтригованный столь хорошо одетым и щедрым юношей скучающий олигарх за соседним столиком знакомится с нашим нищим героем, предлагает ему работу и с этого начинается его головокружительная карьера и слава. Пару раз, в самых экономически кризисных ситуациях своей жизни я прибегал к такому красивому рецепту и он никогда не срабатывал. Отдав в бутике последние деньги за престижную, но бесполезную вещь или демонстративно бросив их в коробку нищего, я оставался посреди суетливой вечерней столицы, никому не интересный, никем не замеченный и готовящийся перепрыгивать турникет в метро, потом идти через лес домой, а назавтра раздобывать железную мелочь на половинку черного. Возможно, я упускал одно из обязательных звеньев магической цепи — костюм, например, или последнюю жертву судьбе нужно непременно приносить в ресторане… знать бы ещё, в каком именно?
Я понимал, что вера в счастливый случай, который произойдет именно с тобой, надежда на игральный автомат — это латентная форма религиозности, но у меня никогда не выходило от неё полностью освободиться. Случаи из популярных книжек нравились всё равно.
Справедливость, понятая как действующая в обществе истина, отодвигалась разочарованным человеком всё дальше. Гностики, например, полагали, что над плохими богами, сотворившими весь этот мир с его законами, есть хороший бог, давший нам бессмертную душу и ничего материального никогда не творивший. Однажды с нашей помощью злая материя исчезнет и вновь восторжествует чистый дух. Социальные оптимисты убеждены в неизбежном построении иного и нового общества, которое гарантированно нашим потомкам самими законами человеческого развития. Это очень напоминает религиозную установку на правильный конец неправильного мира.
«Нет судьбы!» — вырезает ножом на столе мать будущего лидера сопротивления. Помнится, эта сцена из «Терминатора» в начале 90-ых доставляла гораздо больше бунтарских эмоций, чем вся «радикальная пресса» вместе взятая. Не всё решено за наc! Сара Коннор совершает атеистический жест, решив изменить будущее, уже созданное (богом?) для людей. Или она восстает против власти машинного бездушного «князя мира сего», против его античеловеческой версии будущего, как и положено (в христианском сюжете) матери спасителя? Или она защищает устаревшие человеческие химеры и заблуждения от абсолютно рациональной атеистической власти машин — новых представителей разумной материи? Вот уж кто точно ни во что не верит, свободен от любых иллюзий и руководствуется только знаниями.
Для моего поколения первые «Терминаторы» были важным религиозным кино, современными комментариями к «Апокалипсису».
Христос, помнится («От Матфея») был сторонником коммунистической уравниловки в вопросах оплаты труда нанятых к виноградарю. Именно там, кстати, сказано, что последние станут первыми, а первые – последними, откуда и происходит левацкое: «кто был никем, тот станет всем!».
Христианство вообще легко превращается в коммунистическую пропаганду. По-моему, из заповеди «возлюби ближнего, как самого себя» с упрямой неизбежностью следует отмена частной собственности и тотальное обобществление всего создаваемого «продукта», а так же средств его производства. Теологи освобождения так и учили безземельных индейцев: на пути христианской любви главное препятствие – разделение на «своё» и «чужое», экономическое неравенство. Однако, происходит такое превращение не везде, а там, где нестерпимый классовый расклад с одной стороны создает высокий спрос на сопротивление, а культурная история со стороны другой не оставляет недовольным никакого языка, кроме христианского.
В чань-буддизме некогда наставлял меня один олдовый хиппи, ныне гражданин США, человек с поразительно развитым доверием к ненаблюдаемому:
— Нужно пройти по стадиям. Сначала хорошие и свои боги борются в детском сознании против чужих и плохих, в таком язычестве много гибридных вариантов божеств. Потом, в подростковом дуализме, богов остается только двое. Дальше в зрелом сознании побеждает монотеизм – бог один, но есть несогласные с ним творения. И наконец, освобождение наступает, когда просветленному даже одного бога много. У такого «человека на чистой земле» больше нет возраста, потому что этот возраст некому считать.
Если верить тому буддисту, когда ты перестаешь уповать на последнего своего бога, то сам становишься Буддой и, указав мизинцем левой руки на любой предмет, увидишь, как он исчезнет, потому что никогда и не существовал. В моменты, когда мне казалось, что у меня внутри не осталось ни одной иллюзии, я оттопыривал мизинец и пробовал, но ничего не исчезало. Продолжаю упражняться, занимая себя суетой в компании с другими «не Буддами», далекими от «чистой земли». А проверить, освоен ли этот фокус моим наставником, нет возможности, он за океаном. Голосует там за Обаму.
В «Шаманском космосе» Стива Айлетта цель человеческого прогресса — убийство бога. К этой цели у него людей ведут две конкурирующие партии – атеистическая и гностическая. Первая надеется, что после «убийства бога» во вселенной ничего не изменится т.е. что он был просто коллективной иллюзией и корнем всех остальных иллюзий. Другая партия считает, что окончательное «убийство» творца приведет к полной отмене существования и самоупразднению реальности т.е. мечтает своими руками организовать конец света.
Долго обсуждая эту книжечку с её русским издателем, я предположил, что последовательный и непротиворечивый атеизм вообще невозможен в классово антагонистичном обществе. Всё равно, меняя имена, будет сохраняться латентная религиозная логика. Настоящие атеисты, видимо, должны появиться там, где не будет экономической эксплуатации и принуждающей власти. Возможно, это мыслящие машины.
«Ни богов, ни хозяев!» — традиционно начинались классические листовки левых. Или как там у Годара? «Убившего одного назовут преступником, убившего тысячи – назовут большим политиком, убивающего всех называют богом». «Бог нас всех ненавидит» — назывался вымышленный бестселлер героя «Калифрении». — И есть за что — добавляет самокритичная часть сознания.
Всю свою сознательную жизнь я занимаюсь атеистическим самовнушением, но результат пока скромный – скептицизм в отношении формальных «церквей» и устойчивый интерес к сектам и «ересям» внутри любой религиозной традиции. Обратным образом сто лет назад русские интеллигенты не могли заставить себя верить и стремительно теряли религиозность. Это от того, что они жили в обществе, прогрессивно идущем вверх, а я живу в обществе, ползущем вниз по исторической лестнице?
В конце концов, сама фраза «бога нет» предполагает, что нам известен кто-то, называемый «бог», и что он отсутствует. Точнее было бы сказать «бог – это …». Каким будет ваше определение?