Владимир Шаронов

РАИСА БЛОХ: «ПОМОЛИСЬ, ЧТОБЫ ТЕБЯ ЗАБЫЛИ…»

долг памяти

Илл.: Петр Горбань. Молитва Аввакума. 1990-е.

«Не прекословь, высок и светел

Господен рок,

Господь лучом тебя отметил

Средь всех дорог,

Лучом пронзительным, жестоким

И золотым,

Чтоб стали все земные сроки,

Как прах и дым,

Чтоб стали все земные звуки,

Как тишина,

И даже горе, и даже муки,

Как тени сна…»

Надпись 3 для РусфилаЭто одно из первых стихотворений русской поэтессы Раисы Блох /Горлиной/, написанных ею после выхода в Берлине небольшого сборника «Мой город». Едва он вышел из станка типографии в новогодние праздники, когда год 1928-й сменил предыдущий, Раиса Ноевна собственноручно надписала на форзаце: «Моему дорогому настоящему учителю Льву Платоновичу Карсавину». Этой маленькой книжке размером в ладонь и всего в полсотни страниц и похожей на синодик, каких много сегодня в церковных деревушках, суждено было многое. Она проделает долгий путь в Париж, Каунас, Вильнюс, чтобы оттуда, наконец, попасть на Родину поэтессы. Увы, это будет не Санкт-Петербург, не Москва и даже не какая-нибудь провинциальная Пенза. Почта доставит книгу на крошечную станцию Абезь, в сравнении с которой последующее место нахождения сборника – город Инта с населением чуть больше 25-ти тысяч жителей вполне может считаться настоящим мегаполисом.

Листочки этого сборника давно стали сухими и хрупкими. Кто-то скажет, что такими их сделало время. По мне так иначе, – они высохли от горя, отмеренного и вошедшего в свой срок в судьбы Раисы Ноевны и Льва Платоновича, а с ними — в жизнь тех, кого они любили и о ком написаны строчки, оттиснутые на этих страницах.


Надпись для РусфилаНе знаю, всякая ли бумага может стерпеть все. Эта стерпела скорбь изгнания, неотвратимость арестов и минуты отчаяния в неволе, схваченной колючей проволокой, как по эту, так и по ту сторону Отчизны. Они прошли даже через ад, но не через тот — одинаково любимого обоими Данте. Их принял ужас вполне реальный, созданный людьми. Для нее им стали газовые камеры и печи Аушвица, для него — тюремное одиночество и вечная мерзлота тундры России.

Так что, думаю, совсем неслучайно сложились в Берлине строчки про пронзительный и жестокий луч, отмечающий поэтов. Настоящие из них всегда опалены пророческим даром, чаще всего, пламенем трагедии. В том же апреле 1928 года у Раисы Ноевны родилась и эта поэтическая ектения:

«В гулкий час предутренних молений

Опустись тихонько на колени,

Не зови, не жди, не прекословь.

Помолись, чтобы тебя забыли,

Как забыли тех, что прежде были,

Как забудут всех, что будут вновь».

Портрет
Портрет Раисы Блох работы Нины Бродской

Господь услышал ее молитву: имя той, чей сборник я неожиданно нашел в запасниках Интинского краеведческого музея, почти никто не помнит. Даже несмотря на то, что ее причисляли к поэтам Адамович, Блок, Гумилев, Кузмин, Лозинский и Набоков. При том, что стихотворение, написанное ею про города, только не родные, а чужие, известно и любимо многими. Обессмертил его сам Александр Вертинский.

Именно благодаря «Чужим городам», услышанным в 1944 году «пионером Женей Евтушенко, только что вернувшимся из эвакуации со станции Зима», спустя сорок с лишним лет Евгению Александровичу «предстояло реабилитировать» Раису Блох, попытаться отменить приговор литературной безвестности. Удивительно, но, не сговариваясь с нашим известным поэтом, ставший теперь широко известным специалистом по литературе русской эмиграции Виктор Леонидов издал книгу стихов «Здесь шумят чужие города…» с прекрасным предисловием Виктора Владимировича. Эту же строчку он избрал для популярного авторского цикла программ на телеканале «Культура»…

Гросвита 2 (1)Прошло еще почти двадцать лет, как произошла еще одна череда неслучайных случайностей: именно в день памяти Хротсвиты (Росвиты) Гандерсгеймскойi, книжка с дарственной надписью Льву Карсавину оказалась в моих руках в приполярной Инте. Удивительное совпадение заключается в том, что Раиса Ноевна посвятила много времени творчеству этой немецкой святой и поэтессе. Среди прочего перу Хротсвиты принадлежит изложение первого сюжета, ставшего спустя девять веков бессмертным «Фаустом» Гете.

Лист палимпсеста по предположению от Андрея Чернова принадлежит руке Гросвиты и является черновиком ее поэмы об Оттоне . Подробнее здесь
Лист палимпсеста по предположению от Андрея Чернова принадлежит руке Гросвиты и является черновиком ее поэмы об Оттоне . Подробнее здесь

Далее схождение незримых сил в одном временном промежутке проявилось полученным письмом от Владимира Мажуги (В.И.Мажуга — ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского институт истории РАН (СПбИИ РАН) член Международного комитета по латинской палеографии и редколлегии известного журнала “Historiographia linguistica” (Benjamins, Amsterdam/Philadelphia)). Владимир Иванович сообщил, что французская исследовательница Аньес Грасфа подготовила доклад о судьбе ученицы медиевиста Ольги Антоновны Добиаш-Рождественской Раисы Блох.

На просьбу о публикации русского перевода доклада в журнале «Русофил», посланную мной на адрес Аньес, вскоре было получено ее незамедлительное согласие. Она же прислала редкие фотографии к своему докладу, сообщив, что после моего письма с фотокопиями надписи посвящения Льву Платоновичу будет именовать Раису Блох учеником не только О.А.Добиаш-Рождественской, но и Л.П.Карсавина.

В.И.Шаронов. Фото в пенсне Л.П.Карасавина, хранящемся в Интинском краеведческом музее
В.И.Шаронов. Фото в пенсне Л.П.Карсавина, хранящемся в Интинском краеведческом музее

Текст доклада Аньес первоначально был опубликован в «Петербургском историческом журнале». Только на французском языке. Благодаря трудам моего давнего друга переводчика Владимира Пореша теперь он доступен и российскому читателю.

Фото книги стихов Раисы Блох с дарственной надписью Льву Карсавину хранится в фондах Интинского краеведческого музея (г. Инта, Республика Коми). Приношу искреннюю благодарность за возможность работы с фондами материалы его директору Яне Станиславовне Румянцевой, а также не меньшую благодарность за бесценные труды по сбору архива Л.П.Карсавина жителю поселка Абезь Виктору Ложкину.

i Самую интересную и успешную попытку реидентификации Росвиты препринял в 1671 году бранденбургский историк и чиновник Мартин Фридрих Зейдель [Martin Friedrich Seidel (1621-1693)], в русском написании однофамилец американского филолога. Большой патриот Бранденбурга, в 1671 году он опубликовал собрание портретов немецких литераторов, связанных деятельностью или происхождением с Бранденбургом. Среди прочих в их число вошли и несколько его родственников, однако Зейделю явно хотелось сделать историю бранденбургской литературы глубже и ярче, посему он не остановился перед тем, чтобы связать с Бранденбургом и первую немецкую писательницу. Подробнее здесь.