Павел Фокин

Библия В.В.Розанова
в книжном собрании Государственного Литературного музея

doc, история вопроса

 

Уникальное место Библии в истории мировой культуры определяет исключительное положение этой книги в каждом книжном собрании. Общение с ней носит особую интимность. Более чем какая-либо другая книга библиотеки Библия запечатлевает личность её владельца, несёт отпечаток его души, хранит следы дум и волнений, поэтому такой пристальный интерес историков культуры вызывают экземпляры Библии, принадлежавшие выдающимся личностям — писателям, философам, художникам, учёным. Замечательным раритетом в собрании Государственного Литературного музея является «Библия, или книги священного писания Ветхого и Нового завета в русском переводе, с параллельными местами. Издание второе, вновь просмотренное», отпечатанная в Синодальной типографии в Санкт-Петербурге в 1892 году и принадлежавшая выдающемуся русскому писателю и философу Василию Васильевичу Розанову (1856 – 1919).

Книга была подарена Розанову писателем и драматургом Савелием Константиновичем Эфроном-Литвиным (1849 – 1926), о чём свидетельствует дарственная надпись: «Глубокоуважаемому Василию Васильевичу Розанову на добрую память от С. Эфрона-Литвина». К сожалению, надпись не датирована, но характер и содержание маргиналий, оставленных Розановым на полях, позволяет сделать некоторые предположения, о которых будет сказано чуть позже.

Савелий Литвин (Шеель Хаимовч Эфрон) был личностью своеобразной. Уроженец Вильны, выпускник раввинского училища, он постепенно эволюционировал в сторону христианства, принял православие и стал ярым приверженцем неославянофильских идей, занимая критические позиции в отношении иудаизма. Перу Литвина принадлежит одна из самых одиозных пьес рубежа XIX — XX веков «Сыны Израиля», написанная в соавторстве с В.А. Крыловым и поставленная в 1900 в Суворинском театре в Петербурге под названием «Контрабандисты». Премьера спектакля сопровождалась громким скандалом и протестными манифестациями1. На долгие годы он стал литературным изгоем. Лишь отдельные сотрудники «Нового времени», в том числе В.В. Розанов, М.О. Меньшиков, И.И. Ясинский, продолжали поддерживать с ним отношения. После революции Эфрон-Литвин эмигрировал в Сербию, поселился в монастыре Петкович близ Шабаца, где незадолго до смерти принял монашеский постриг2.

BR.1

Скорее всего, Розанов познакомился с Эфроном в середине 1890-х годов, когда переехал в Санкт-Петербург. В это время он сблизился с писателем и публицистом Сергеем Фёдоровичем Шараповым (1855 – 1911), в газете которого «Русский труд» неоднократно печатался в 1897 – 1899 годах. Эфрон был близким другом Шарапова, через него, должно быть, и произошла их встреча с Розановым. На закате дней Розанов с большой теплотой отзывался о Литвине-Эфроне, называя его «милый Саввушка Эфрон»3, считал, что писатель был напрасно «захаян и затоптан», по выражению Розанова, «литературно — евреями: ибо он есть одно из прекраснейших и чистейших еврейских сердец, — дитя еврейства, Вениамин еврейства. Он мне подарил, между прочим, — сообщает Розанов еврейский молитвенник, который держал же у себя и, вероятно, не переставал, и перейдя в христианство, по нему молиться»4. Упоминаемый молитвенник5  был преподнесён Розанову Эфроном «»в дни Бейлиса», чтобы я не нападал на евреев, с безмолвным упрёком»6, «в самом начале процесса»7, то есть в 1911. Но задолго до этого Эфрон подарил Розанову Библию. Произошло это не позднее 21 февраля 1899. В этот день Василий Васильевич Розанов сделал на полях подаренной ему книги первую запись.

Форма и содержание этой записи  удивительны, как и всё, что выходило из-под пера Розанова. Сам писатель назвал этот текст «Завещанием», но, по сути своей, он значительно шире и значимее обычного распоряжения имуществом. Это ещё и история семьи Розанова, его исповедь и покаяние. Приведём текст «Завещания» полностью (в современной орфографии и пунктуации):

В. В. Розанов
В. В. Розанов

«Сей экземпляр Библии я, отец, завещаю дочери моей Татиане, рождённой мною, Василием Васильевичем Розановым, и моею супругою, верною и бескорыстною и самоотверженною Варварою Димитриевною,  урождённою Рудневою, по первому мужу Бутягиною, и со мной тайно без свидетелей и без записи в книги в тысяча восемьсот девяносто первом году пятого июня в домовой церкви девичьего приюта госпожи Калабиной в Ельце, что на Орловской улице, священником сего приюта Иваном Павловичем Бутягиным, деверем Варвары Димитриевны, и с ведома ея свёкра, протоиерея Павла Николаевича Бутягина, законоучителя Елецкой женской гимназии, священника Владимирской церкви, но без его согласия и с согласия своей матери Александры Адрияновны Рудневой, владелицы дома в Ельце против Введенской церкви, и с согласия, хотя и робкого брата своего Ивана Руднева, священника Казацкой сельской церкви. Сей брак был таен, но счастлив, и верен, и крепок, он потому был таен, что Василий Васильевич Розанов не был формально свободен, но по совести был свободен, оставленный своею первою женою Аполинариею, урождённою Сусловою, в тысяча восемьсот семьдесят шестом году, чему свидетели все учителя Брянской прогимназии. Прошу прощения у моих милых детей: покойной Нади, родившейся шестого ноября тысяча восемьсот девяносто второго года в городе Белом Смоленск.<ой> губерн.<ии> и умершей в Петербурге от воспаления туберкулёзного мозговых оболочек двадцать пятого сентября тысяча восемьсот девяносто третьего года и похороненной на Смоленском кладбище; и у милой Танюши, задумчивой и грациозной, которая родилась нам в утешение по моей любимице Наде, ибо Надя очень страдала и была очень умна и ласкова; и ещё прошу прощения у толстушки Веры, самой безропотной и благодушной из наших детей, и остроглазой Вари, и только что родившегося сына Василия в том, что жестоким законом они признаны незаконнорожденными и будут нести горечь всю свою жизнь безвинно, и пусть в горькую свою минуту они не проклянут нашей родительской памяти, ибо мы их любили нежно и всечастно с ними были. Родились сии дети: Татиана 22-го февраля тысяча восемьсот девяносто пятого года в среду в шесть с половиною часов утра и крещена священником отцом Петром Введенской в Петербурге церкви, что на Петербургской стороне при восприемниках Николае Николаевиче Страхове, по имени коего она, несчастная, и получит свою фамилию, и при матери Ольге Ивановне Романовой. Вера родилась в тысяча восемьсот девяносто шестом году двадцать шестого июня и окрещена священником Приюта в Лесном Петербургском институте при восприемниках Александре Викторовиче Шталь и матери Марии Петровне Гесс. Варвара родилась в тысяча восемьсот девяносто восьмом году 1-го января в два часа утра и крещена священником Введенской на петербургской стороне церкви Иоанном Херсонским при восприемниках Александре Викторовиче Шталь и Марии Петровне Гесс. И Василий родился 28-го января 1899-го года и крещён при той же Введенской церкви 21 февраля при восприемниках Александре Викторовиче Шталь и Ольге Александровне Фрибес. Простите милые дети. Писал сие я, Василий Васильевич Розанов, 21-го февраля 1899-го года. И завещаю сим моим детям всё моё имущество и права на остающиеся от меня печатные и рукописные сочинения».

В. В. Розанов
В. В. Розанов

Как следует из текста, запись сделана в день крещения сына Розанова — Василия-младшего. «Завещание» написано в виде «скрепы» отдельными слогами на полях нечётных страниц (на правом поле, по центру), начинаясь на 3 и заканчиваясь на 1403 странице. Весь текст, таким образом, разбит на 700 фрагментов. Очевидно, что в данном случае мы имеем дело не с обычными пометами на полях, а с результатом некоего сакрального действа. Василий Васильевич Розанов, вернувшись с семьёй и новорожденным крещёным младенцем из церкви, отпраздновав, как подобает, это замечательное событие, поздним вечером уединяется в своём кабинете, раскрывает Библию, обмакивает в чёрные чернила перо и торжественно начинает писать, размеренно перелистывая страницу за страницей, старательно выписывая каждую букву. Теперь, когда после четырёх девочек родился наконец сын — продолжатель рода, «Василий Второй», как назовёт его на династический манер Розанов8, он, «Василий Первый» готов к завершению жизненного пути, к подведению итогов. Так возникает идея завещания.

Работает он старательно, и — с воодушевлением. Без черновика — и тем с большей ответственностью. Волнуется, забывает ставить знаки препинания, соскакивает с мысли, возвращается. Однажды ошибся: сообщая о рождении дочери Варвары написал «31-го декабря», вместо «1-го января»9. Исправил. Вообще, привык писать быстро, стремительно, сокращая слова и фразы, мелким бисерным почерком, так, чтобы на одной стороне листа всё уместилось, весь текст перед глазами был, а тут приходится дробить слова, тормозить мысль, выдерживать каллиграфию. К концу явно притомился — начал писать на странице по целому слову, числительные заменять цифрами, тогда как в начале записи на каждой странице — не более слога, числительные — полными словосочетаниями. Запись с центра поля (в начале) где-то примерно с половины текста спускается на пять сантиметров ниже: книга толстая, рука утомилась от напряжения всё время быть на весу и естественным образом ищет опору. На всю работу ушло не менее часа.

Слово за слово, возникают новые мысли, содержание записи углубляется, растёт. Невольно вспоминаются строки «Уединённого»:

«Из безвестности приходят наши мысли и уходят в безвестность.

Первое: как ни сядешь, чтобы написать то-то, — сядешь и напишешь совсем другое.

Между «я хочу сесть» и «я сел» — прошла одна минута. Откуда же эти совсем другие мысли на новую тему, чем с какими я ходил по комнате и даже садился, чтобы их именно записать…»10

Розанов вспоминает весь пройденный им земной путь, его радости и печали. В лаконичной, почти протокольной форме заносит он на страницы священного писания все подробности семейной истории — места и даты событий, имена действующих лиц, даёт сдержанные, но ёмкие характеристики. Лежащая перед ним книга диктует ему стиль и манеру письма. «Цель Библии — будет писать Розанов в статье 1909 – 1911 «О поэзии в Библии», — прямая цель библейского рассказа передать факт, событие; и только. Невозможно там найти ни одной «кудрявой фразы», хотя бы былинного оттенка и такового там нет. Библия «книга былей» <…>. В исчислении родов и поколений, которыми по временам пестрит текст Библии, где какая же поэзия, мы явно читаем намерение автора не отступить от факта, дать хоть скучнейший факт, когда он в точности ему известен. Библия календарь человечества, развёрнутый в поэму»11. Слова эти в точности характеризуют и труд самого Розанова в тот замечательный день 21 февраля 1899.

Розанов.2

Правда, в какой-то момент писатель так увлёкся, что, похоже, совсем позабыл, что сочиняет завещание, текст вполне определённого содержания и характера: только уже поставив дату и подпись, он добавляет последним предложением: «И завещаю сим моим детям всё моё имущество и права на остающиеся от меня печатные и рукописные сочинения». Должно быть, перечитал написанное и опомнился, что, кроме покаянных слов да «экземпляра сей Библии», многочисленному «несчастному» потомству своему ничего не оставил. От великого до смешного, от торжественного до комического, как известно, один шаг. Но Василий Васильевич-таки выдерживает тон: «сим моим детям»,  — пишет!

Однако, несмотря на все эти юмористические оттенки, вся картина исполнена благородства и простодушного пафоса. Розанов чувствует себя персонажем ветхозаветного мира. Он завещает детям Библию и тем самым как бы возлагает на них своё родительское благословение. Просит у них прощения и любви. Своим сухим документальным рассказом он как бы дополняет священное писание новой главой, но с каким смирением и тактом — всего лишь на полях, по две-три буквы. Человеческая и художественная точность жеста — изумительная. Поистине, гениальная. Так и должно быть! Каждая семейная Библия должна быть дополнена краткой историей рода.

В упоминавшейся выше статье «О поэзии в Библии», Розанов, восхищаясь «таинственным тоном» Библии, «который кажется так прост, естественен — естественнее всего естественного», замечает: «все мудрецы света никак не сумеют прибавить несколько строк к таким, казалось бы, простым «новеллам», как «Руфь» или «Книга Товии, сына Товита»12, забывая, что сам-то как раз уже именно это и сделал — по наитию, в восторге откровения, в день крещения первого сына, тогда, когда «Василий родил Василия».

Возвращаясь к вопросу, когда книга была подарена Розанову и исходя из того, что «завещание» является несомненно первой записью в ней, (только на чистой Библии возможна такая надпись), можно с уверенностью сказать, что она была вручена Розанову незадолго до памятного дня, возможно, как раз именно как подарок по случаю рождения сына. Если так, то есть основания предположить, что и характер подарка, и личность дарителя могли послужить интеллектуальным и эмоциональным толчком ко всей мистерии 21 февраля 1899.

Но Розанов не был бы Розановым, если бы заветный экземпляр Библии остался в неприкосновенности до торжественного дня. Ничего подобного! В дальнейшем он без всякого трепета будет пользоваться книгой, работая над новыми сочинениями, отчёркивать на полях важные места, делать примечания, более того, вырезать отдельные строки и даже вырывать нужные страницы13.

Ко времени, когда Розанов стал работать с экземпляром Библии, подаренным Эфроном, с содержанием священного писания он был уже хорошо знаком, поэтому читал выборочно и целенаправленно. Для удобства, на последних чистых листах издания Розанов создает собственный тематический указатель. Из него следует, что первая помета появилась на 742 странице в «Книге притчей Соломоновых». Там отмечены стихи 35 – 36 главы 8: «Кто нашел меня, тот нашёл жизнь, и получил благодать от Господа <…> ненавидящие меня любят смерть». В розановском «тематическом указателе» эти слова обозначены примечанием: «Пессимизм XIX в. предсказан – 742». Всего в «тематическом указателе» 220 записей. Как видно из приведённого примера, формулировка темы носит характер краткого историософского комментария, впрочем встречаются и более нейтральные, назывные пометы, вроде: «аскетизм», «блудный сын», «о Лазаре и богатом», «Христос о браке», «воскресение Лазаря»,  «плач об Авессоломе» и т.п.

Первое время записи в «тематическом указателе» Розанов делал в хронологическом порядке, по мере чтения. Позже, когда свободных страниц не осталось, он вложил ещё четыре дополнительных листа, в которых стал располагать темы по алфавиту, оставляя в каждой букве место для будущих помет. Сделанные записи Розанов просматривал и анализировал. Так, часть тем отмечена крестиками, часть — двойными чёрточками ( = ), ещё одна группа выделена подчёркиванием красными чернилами. Все эти детали работы Розанова с книгой вносят дополнительные черты в психологический портрет писателя. В частности, показывает его человеком, склонным к систематическому мышлению, работающего, вопреки сложившемуся стереотипу, не импульсивно, по озарению, а достаточно целенаправленно и обстоятельно, с чётко осознанной задачей, отчасти даже педантичного.

Розанов читает Библию как исторический документ, первоисточник, уникальное свидетельство прямого общения Бога с людьми. Он пристально всматривается в первоосновы ветхозаветного быта, в котором ищет ключ к пониманию личности Бога, устроившего мир по определённым и разумным законам. Розанова волнует интимная связь Бога с людьми, с богоизбранным народом израильским. Вчитываясь в строки священного писания, сопоставляя и анализируя разбросанные по разным текстам детали и факты, Розанов выстраивает оригинальную, выходящую за рамки всех традиций толкования Библии, концепцию отношений человека с Богом, а точнее — Бога с людьми. Розанов вскрывает заинтересованность Бога в жизни людей: не только человек нуждается в Боге, но и Бог нуждается в человеке, Богу нужен деятельный, партнёр, собеседник, верный и надёжный соратник. Сослав Адама на землю, Бог не покинул человека. Отделив человечество от Себя, Сам от него не отделился, постоянно живёт с ним и — в нём.

«Бог обручается с людьми», — пишет Розанов, помечая в «предметном указателе» 4 главу из книги Пророка Осии (страница вырвана!). Эта мысль будет преследовать Розанова, он будет её постоянно прокручивать в голове, пока не прорвётся формулировкой, поражающий и ослепляющий своей истинностью, как гром:

«Еврейский народ в coitus’e с Богом: ради Бога — не отдайся другому, не соверши неправильного coitus’a — этою мыслью, этим страхом движет вся Библия. Обрезание — венец обручения, печать coit’альной Господу верности, одна мысль о снятии которой его приводит в ярость. Пророчество — Божий дух, в чресла «избранных» переливающийся и вытекающий из них словом. Бог вечно лобзает genetalia человека, во время действительного земного coitus’a: ибо семя — это то и есть Святый, Носимый (народ «Бого»-носец), через мужние гениталии проходящий и оживляющий женщину, вырастающий в ней душою нового человека. Свят, свят, свят coitus».

В этой записи заключена квинтэссенцию розановской философии религии, как она будет развита в его книгах «В тёмных религиозных лучах», «Тёмный Лик», «Около церковных стен», «Из восточных мотивов» и др. Формулировка фантастическая, только у Розанова возможная. И только Розанов мог написать  подобное на страницах Библии, пусть и на задворках, но всё же под одним переплётом! Невозможная, кощунственная с литургической точки зрения концовка в контексте размышлений Розанова о связи пола и религии абсолютно точна и единственно возможна. Восклицая: «Свят, свят, свят coitus», Розанов менее всего играет в парадоксалиста, здесь именно — священный трепет, восторг и ужас, он только лишь находи и произносит ещё одно имя Бога, Творца вседержителя, «Отца неба и земли».

Среди маргиналий Розанова на полях Библии есть две, носящие так сказать биографический характер.

На странице 627 в «Книге Иова» отмечены стихи 23 — 26:

«23. На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком?
24. Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода,
25. ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне.
26. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастие.»

Напротив этих слов запись: «Варя — 21 октября 96 г. — мне указала это место и я почувствовал, что она это приняла на себя».

В «тематическом указателе» эта запись озаглавлена «Варя» и стоит сорок первой по счёту в группе помет, связанных с «Книгой Иова».

На странице 677 отмечен первый стих 42 псалма: «Суди меня, Боже, и вступись в тяжбу мою с народом недобрым». Рядом с ним розановская пометка: «Открылось сразу и внезапно когда искал эпиграф к «Семейному вопросу в России».

Подробное описание и анализ «предметного указателя», составленного Розановым во время работы с Библией, составляет тему специального исследования.

Примечания

1 Театральный критик А.Р. Кугель вспоминал: «Настал день первого представления. Ни для кого не составляло секрета, что готовится враждебная демонстрация. <…> Разумеется, и в самом театре, и во дворе театра дежурили усиленные наряды полиции.

Стала собираться публика. В верхних ложах, в ярусах, на балконах было много учащейся молодёжи, на галерее – десятка два, по-видимому, рабочих в пиджаках и косоворотках. <…> Зала была переполнена. Едва поднялся занавес, как из лож, с галереи и балконов начался свист. Затем стали кричать и стучать. Потом оглушительно завизжали морские сирены. Ни одного слова нельзя было разобрать, даже на самой сцене. Опустили занавес. Но полиция потребовала продолжения спектакля. Шум и свист стали ещё оглушительнее. Городовые бросились вытаскивать из лож и верхних мест демонстрантов, волоча за волосы женщин. Истерические вопли огласили зал. Началась какая-то всеобщая пляска св. Витта. Самая мирная публика металась в истерике. <…> Все требовали прекращения спектакля, но снесшись по телефону с высшим начальством и министром, полиция категорически настаивала на продолжении спектакля, дабы не пострадал «престиж власти». Того же требовал бывший в театре принц Ольденбургский, известный тем, что у него не «все были дома». И так как актёры отказывались играть, опасаясь, что подвергнуться нападению со стороны демонстрантов, то большой наряд городовых был введён также и на сцену.

Бессмысленная пантомима разыгрывалась на сцене в то время, как неумолкаемый шум, стук, треск, свист, стон и рёв наполняли театр. <…> Так прошло около часа времени. Почти вся случайная театральная публика разошлась и, наконец, пантомима закончилась. У выхода полиция хватала демонстрантов. На улице продолжались дикие и душу раздирающие сцены; прибыли пожарные с факелами, конные жандармы; фыркали лошади, взвизгивали женщины; вырывались и замолкали отрывки революционных песен, а из-за кулис, согнутыми, дрожащими тенями, выводили во тьму заднего двора не успевших разгримироваться актёров, окружённых топотавшими взводами городовых.

Я думаю, что в истории театральных скандалов и демонстраций первое представление «Контрабандистов» занимает почётнейшее место». (Кугель А.Р. Листья с дерева. Л.: Время, 1926)

2 Подробнее о С.Литвине-Эфроне см.: Рейблат А.И. Литвин // Русские писатели. 1800 – 1917. Биографический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 1994. Т. 3. С. 368 – 369.

3 Розанов В.В. Собрание сочинений. Апокалипсис нашего времени / Под ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 2000. С. 192.

4 Там же. С.97.

5 Речь идёт об издании: Молитвы евреев на весь год с переводом на русский язык, с подробным изложением богослужебных обрядов и историческими заметками о молитвах. Составитель А.Л. Воль. Вильна, 1908.

6 Розанов В.В. Указ. соч. С. 192.

7 Там же. С. 319.

8 Надпись на фотопортрете 1916: «Василию Второму Василий Первый. 20 апреля 1916 г. когда мне стало 60 лет». ГЛМ. Кп 38120.

9 Очень содержательная описка: должно быть, роды были длительные, схватки начались ещё с вечера 31, В.В., несомненно, очень волновался, переживал, так что и не заметил, как наступил новый год. Так и запомнилось. Поэтому сначала и записал, экспромтом, по памяти, а потом, перечитав, поправил.

10 Розанов В.В. Уединённое // Розанов В.В. Сочинения. В 2 т. М.: Правда, 1990. Т.2. С.196.

11 Розанов В.В. Библейская поэзия // Розанов В.В. Собрание сочинений. Возрождающийся Египет / Под общ. ред. А.Н. Николюкина. М.: Республика, 2002. С. 448.

12 Там же.

13 Так, по словам дочери Татьяны, Розанов поступал довольно часто и с другими книгами, не надеясь на свою память. См.:  Розанова Т.В. Воспоминания об отце // В.В. Розанов: Pro et Contra. Личность и творчество Василия Розанова в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. Кн. 1. СПб.: РХГИ, 1995. С. 83.